«Раньше, когда мы были добровольцами, мы били врага, а сейчас получается, что защищаем другого врага — внутреннего, который ворует у нас»

Наш собеседник был на Майдане с самых первых дней, прямо оттуда отправился на фронт в составе «золотой роты» батальона «Айдар». Бывший детдомовец, женат, две дочери, младшей из которых еще нет и двух лет. В его боевой биографии — топонимы, до боли знакомые сегодня каждому: в составе штурмового отряда он принимал участие в освобождении Марьинки, Горловки, Северодонецка, Старобельска и Счастья. Последнее место службы — не менее знаменитая Попасная, 59-я Винницкая бригада, 9-й батальон. Но наш разговор не о военных свершениях, а о военном быте и беспределе командиров, о которых худощавый молодой человек, два года назад добровольцем отправившийся защищать свою страну, не может говорить спокойно:

— Вы спрашиваете, какое настроение у бойцов, скажу как есть — очень плохое. Понимаете, раньше, когда мы были добровольцами, мы били врага. То есть делали то, что надо делать. А сейчас получается, что защищаем другого врага, внутреннего, того, который ворует у нас.

Мы не понимаем, куда девается наша зарплата. Нам положено 8–9 тысяч гривен, максимум, что получал я — это три тысячи. После Нового года нам перечислили на карточки по 785 гривен. Перед Новым годом у бойцов РВП полностью сняли всю зарплату и премию. За что, — нам неизвестно. Как мы знаем, всем атошникам подняли зарплату. Обещанных денег мы не видим, они до нас не доходят. Но известно, что наш комбат, который, говорят, собирается параллельно баллотироваться в мэры Винницы, подарил жене на Новый год машину.

Я хотел оформить себе карточку в «Ощадбанке», но руководство настаивало, чтобы мы все сделали карточки именно в указанном начальством отделении «Укргазбанка». Платят малую часть от обещанного, а объясняют так: это штрафы, невыход на службу. Какой «невыход» — мы живем на нулевке, на тех же блокпостах, где несем службу, а не просто на передовой. Мы без бинокля видим их сепарские установки, их пушки, «васильки» (гранатометы). А буквально через поле, в 200 метрах от нас в лесу стоят русские казаки, так же недалеко, с другой стороны, стоят чеченцы. У нас позиция ДШК — это пост. И от этой «дашки» до их леса буквально метров 150–200.

Наш комбат выбрал такую тактику — тех, кто пытается добиться справедливости, списывают как алкоголиков. Когда человек пытается бороться с алкоголизмом, это видно сразу. Когда он начинает воровать, это тоже видно сразу. У нас — именно второй случай. Все они пользуются тем, что это нулевка, то есть место, которое ближе к противнику, чем передовая. И если здесь что-то произошло, то, как говорится, война все спишет.

Взял бумаги из банка — там одна сумма, финансист, который должен нам давать рассчетку по зарплате, отказывается показывать, выпросить нереально. Говорит, все через комбата. Пообщаться с комбатом, достучаться до него и решить этот вопрос — точно так же нереально.

Я на войне уже второй год, но такого бардака нигде не видел. Раньше я был добровольцем в «Айдаре», ушел на время — тогда жена родила, комбат отпустил побыть с семьей. В «Айдаре» наш комбат нигде не прятался от нас. Там, если у солдата возникала какая-то проблема, она решалась тут же, в течение 30 минут: подошел, доложил, комбат все решил, без всякой волокиты. Здесь, в Попасной, совсем иначе.

Боец Дели Иванов был ночью на той позиции. Он опытный егерь, незаметно исследовал там обстановку не раз. Дели говорит, что казаков там человек 30, это диверсионно-разведывательная группа, и они постоянно находятся в том лесу, за которым дальше проезжая часть. Дели хотел доложить комбату, но не смог до него достучаться, тот не хочет слушать. Так же, как и наш ротный, правая рука комбата — Федорович.

8 февраля Дели закрыли в яме. Так постоянно происходит со всеми, кого комбат не может полностью взять под контроль. Такие меры предпринимают не из-за пьянства, а когда человек начинает добиваться того, что положено, тем более, если он мобилизованный, а не срочник. Ну а когда закрывают в яму — срезают полностью всю зарплату. Меня тоже там держали трое суток.

Зато своим позволено все. Лешего и Лося (позывные. — Ред.) поймали за 180 км от Попасного. Они были сильно пьяные, ездили на гулянку. С собой у них было два автомата, три «мухи» (ручные гранатометы) в багажнике, гранаты, патроны и СВД. У Лешего вообще оказалось две СВД: одна учетная, вторая — нет.

Трое суток они отсидели в камере, но комбат лично поехал забирать их оттуда и не сделал ничего из того, что положено в таких случаях: отвезти их куда надо, описать номера оружия и передать для дальнейшего разбирательства. В этом случае все закрыли, потому что Леший — это один из подручных комбата. И оказывается, что комбат это все порешал и они опять сидят на позиции и получают по 8–9 тысяч гривен.

Что касается бытовых условий, то в последние время не хватает хлеба. Начали выдавать буханку в день на четверых, бывало, что вообще без хлеба сидели.

Раньше по вторникам и четвергам нас вывозили в саму Попасную. Можно было купить кофе, сигареты, чай. Потом перестали вывозить. Как-то оказался там — мы поехали на почту за посылкой, потому что волонтеры прислали парабарьер — у нас текли блиндажи. Там мы случайно увидели, что один из руководства, Салецкий, сбрасывал с пазика завязанные мешки, собираясь отправлять их по почте. Один мешок развязался, оттуда выпала сгущенка в синей упаковке. Сейчас много киосков пооткрывали, говорят, это «киоск атошника» и все это его. А кто задумывается — где ж он все это берет? Да у нас и в Попасной есть такой магазинчик. Как только нам привозят тушенку, там сразу же появляется эта тушенка, так же и с другими продуктами.

Вода приезжает водовозкой. Стоит бочка, из которой мы берем воду, чтобы умыться, помыться и побриться. А в баклажки набираем воду и на ней и готовим. У меня там за месяц «полетели» зубы. Когда мы начали жаловаться, привезли запечатанную воду, выдавали по три баклажки на неделю. Но это было всего один раз.

За нами формально числится повар, но повара нет, людей не хватает. Поэтому когда приносят продукты, складывают мешки на стол — и делайте с ними, что хотите. Там рис, макароны, гречка, полуфабрикатов практически нет. Мы стараемся сохранить эти продукты — там есть «кунг», который стоит на подпорках, и, понятно, не ездит (что не помешало списать на него немало литров солярки), так вот стараемся хранить свои продукты в нем, потому что везде огромное количество мышей, они пробираются и грызут все подряд.

Однажды сослуживца, он был водителем,  укусила мышь, и через некоторое время у него начала усыхать правая рука. Сейчас она двигается, но остались кости, обтянутые кожей. Начмед написал в заключении, что он ее… отлежал. Сейчас товарищ снова возвращается туда.

До нас тут, в Попасном, стояла 54-я бригада. Они приезжали к нам в гости. Так ребята говорят, что у них ничего подобного не было. Ребята из других бригад рассказывали, что у них творится то же самое. И есть неединичные случаи, когда мобилизованные оставляли оружие и уходили.

Мы не до конца сломали систему. Мы не раз говорили с такими же атошниками о том, что же дальше делать в сложившейся ситуации. Остается, пожалуй, только забрать то, что наворовали все наши начальники, да оставить комбатов и генералов с их женами и детьми так же, как они сейчас оставили нас — в одних носках и трусах. Еще и поставить их на колени, и чтобы все это видели…

По понятным причинам мы не называем имени бойца, рассказавшего нам о реалиях фронтовой жизни бригады, дислоцирующейся в Попасной. Редакция предоставит его данные компетентным органам, если у них возникнет желание разобраться в сложившейся ситуации.