В ожидании правового государства

Простые и ясные слова: «Ни один свободный человек не будет арестован и заключен в тюрьму, или лишен имущества, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны». Похоже, написано это в конце XX века и явно не в СССР.

А на самом деле — в 1215 году, в Англии. Это цитата из «Великой хартии вольностей». Да, именно так, более 800 лет тому назад. Теория права, как и философия права, имеет много славных страниц. Иное дело — история правоприменения…

В 1973 году в политическом лагере ВС 389/35, где я оказался по приговору Киевского областного суда, я начал знакомиться (весьма углубленно) с практикой советского правоприменения. Заодно по системе «книга почтой» за деньги родителей я решил выписывать журналы и книги по юридической тематике, в первую очередь по теории права и криминологии. Уже тогда я понимал, что с демократической точки зрения тоталитарные режимы не обладают нормативной легитимностью. Но понимал я и другое: это вовсе не означает, что у этих режимов нет легитимности фактической.

О многом я догадывался. Там, в зоне для особо опасных государственных преступников, я прочитал и такое. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1918 года характеризовали период свободного революционного правотворчества: «Без особых правил, без кодексов, вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролетариат применяет те или другие меры насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю, неорганизованно» (СУ РСФСР, 1919, №66, ст. 590). Я, по-видимому, был одним их этих угнетателей.

Нашими кураторами были офицеры КГБ. Жестко и цинично они вербовали (мягче — склоняли к сотрудничеству) наших близких, друзей, родственников. С единственной целью: получить свидетелей для осуждения каждого из нас по статье Уголовного кодекса «Антисоветская агитация и пропаганда». Методы были простые и совсем не высокоинтеллектуальные. Так, в моем следственном деле самым  лживым свидетелем был В. Р. Он лгал очевидно и ярко. Только сейчас, спустя годы, я узнал причину такой лжи. Его отец, известный в Киеве и области стоматолог, попался на хранении и использовании зубного золота. Так жила вся страна: легально поставить себе золотые коронки было практически невозможно. Стоматологи и, особенно, зубные техники шли на риск, иногда — смертельный. Имея серьезный интерес к показаниям В. Р. по моему делу, «органы» провели обыск у отца В. Р. и, естественно, получили от сына необходимые показания. Несколько позднее, уже находясь в лагере, я прочел в журнале «Советское государство и право»:

«Приказ по корпусу жандармов по революционному движению. 3 августа 1910 года. №183. Секретно. Санкт-Петербург. Борьба с революционным движением есть война, которую ведет Государство с преступными элементами. Этим отличается эта борьба от войны с внешним врагом, в которой, как принято говорить, все средства допустимы. Борьба с революцией не допускает нечистых приемов, а потому так называемая провокация есть одно из тягчайших, на мой взгляд, преступлений. Командир Корпуса жандармов, генерал-лейтенант П. Курлов».

Я не был революционером. А был я, скорее всего, мальчиком из сказки Андерсена о голом короле. Тем самым мальчиком, который вслух сказал очевидное: «Король голый!». Там, в зоне, не получив полного юридического образования, я многое узнал о своей стране, о ее истории. Мне открылись удивительные вещи.

30 октября 1885 года К. Победоносцев вручил царю доклад «О необходимости судебных реформ», где предлагал «пресечь деморализацию, которую распространяет в обществе публичность судебных заседаний». У него, Победоносцева, были вполне основательные аргументы… В 1878 году на процессе террористки Веры Засулич адвокат Александров произнес: «То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление — проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время». Тогда же прокуроры Андреевский и Жуковский демонстративно отказались обвинять Засулич и после суда над ней вступили в адвокатуру.

Царь Николай I искренне считал, что именно адвокаты «погубили Францию» (в его, царском, понимании). В истории российского права остались его слова: «Пока я буду царствовать, России не нужны адвокаты, без них проживем».

Осталось и другое, вполне легально опубликованное присяжным поверенным Л. А. Куперником в 1879 году: «Политические волнения, как бы ни были они, по-видимому, нелепы и безумны, имеют в корне какую-нибудь идею, а идеи вырубить невозможно. История показывает нам, что во все времена и у всех народов ничто не развивало так какой-либо, хотя бы странной идеи, как смертная казнь ее последователей».

И еще, из темной дореволюционной поры. П. Лавров так наставлял революционеров перед судом: «Откажитесь от защитника, который не решится защищать ваши убеждения. Если других нет, то защищайтесь сами». Увы, их горячие последователи спустя 30 лет рассуждали куда крепче: «Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает» (Ульянов-Ленин).

И еще такое, вполне актуальное для лицезрения и обдумывания сегодня: в соответствии со ст. 10 Положения о выборах в Государственную Думу царской России депутатами не могли быть лица, в прошлом осужденные за кражу и мошенничество, срока давности по этому запрету не существовало.

Зачем я все это пишу? Давнее, чужое. Так ли? Совсем не чужое. Царская Россия, Советский Союз — это и мы, украинцы. Многое из того, что сегодня мешает нам комфортабельно, спокойно жить, пришло из прошлого. Где было разное. Не всегда однозначное. Так, в 1976 году я, осужденный, прочел в книге советского профессора Л. С. Явича такие слова: «Акт государства, санкционирующий произвол или выражающий случайное стечение обстоятельств, правом стать не может». Ничего подобного  в демократическом украинском государстве ни в статьях, ни в книгах не пишут. При наличии своей, украинской Академии правовых наук и многочисленных юридических факультетов. Причина ясна: у нас превалирует система сухих и глухих ВАКовских научных публикаций. Она укрепилась, проросла корнями… Почва оказалась вполне для нее питательной. Виною — наше государство, категорически не желающее стать правовым.

Многое из истории — наше, актуальное. В том числе и унаследованное нами незаконное возвышение исполнительной власти. А закончить хочу словами великолепного Виктора Мусияки, самостоятельно мыслящего и не участвующего в нашей сугубо клановой псевдоправовой политике: «Игнорирование Конституции давно соответствует природе украинской власти и определяет характер ее деятельности».