Антикоррупционный суд: перспективы

Столько у нас разговоров об антикоррупционном суде, что уже вроде и не кажется странным, что, изрядно прошерстив и поразгоняв судей, сформировав Верховный суд по новым правилам с беспримерной открытостью, все равно нуждаемся, как нам говорят, в создании отдельного антикоррупционного суда. Обычным людям все это судебное разнообразие менее всего интересно — просто хочется, чтобы каждый суд мог коррупционера прищучить и жизнь начала меняться в лучшую сторону. Но без антикоррупционного, говорят нам, — никак. Нужен отдельный суд и отборные судьи, обязательно одобренные иностранными экспертами.

Полное отсутствие внутренней политической воли для борьбы с коррупцией наши ничему уже не удивляющиеся западные партнеры пытаются компенсировать собственной активностью. Зная нас как облупленных, да еще и насмотревшись на конкурс в Верховный суд, настойчиво пробивают непосредственное участие иностранных товарищей в выборах украинских антикоррупционных судей. О независимости судебной власти речь не идет, но уже, кажется, поздно и говорить о суверенитете государства, где и границы-то, как оказалось, давно в частных руках. Это стыдно и грустно одновременно, однако выбора в который уже раз проворовавшимся «туземцам» наши влиятельные друзья более не предоставляют. Они хотят иметь гарантию, что в этой стране будет хоть один работающий суд.

Очевидно, что никакой антикоррупционный суд не способен работать без антикоррупционной прокуратуры. А ведь, несмотря на распространенную у нас привычку всех сверху донизу все списывать на «продажные суды», невероятное количество дел гибнет еще на уровне прокуратуры, так что в суд и нести-то нечего. И никакой суперсудья из антикоррупционного суда ничего не сможет поделать, когда на стол к нему попадут никчемные по качеству материалы. Разве только принять незаконное и необоснованное, но «справедливое», по чьему-то мнению, решение.

Что такое антикоррупционный суд? Это интересная, прямо скажем, экспериментальная структура, о работе которой свидетельствует горячо и без разбору любимый нашими отечественными экспертами «мировой опыт». Однако прежде всего отметим, что опыта работы антикоррупционного суда в государствах, которые принято называть цивилизованными, нет. У них все иначе устроено, и нет нужды создавать «антикоррупционный» суд, «законный» и «справедливый» по отдельности. Зато есть соответствующий очень неоднозначный опыт государств, как раньше говорили, «третьего мира», в том числе тех, которые вроде и рады бы развиваться, но у них это плохо получается. Поэтому иностранным доброжелателям таких держав приходится волоком тащить подопечных к свету и прогрессу, защищая их от них самих, заодно пытаться уберечь собственные, не только душевные инвестиции. О возможных плюсах и минусах создания антикоррупционного суда говорили много. Любопытен опыт государств, в которых они уже существуют.

Оговоримся сразу: не то чтобы блестящих или вдохновляющих, но даже мало-мальски осязаемых успехов антикоррупционным судам достичь не удалось, несмотря на то, что эксперимент длится уже 20 лет. Об этом честно свидетельствуют результаты исследования профессора права из Гарварда Метью К. Стивенсона и Софи А. Шютте, предоставленные общественности программой «Новое правосудие» (USAID).

Как отмечают авторы исследования, самым распространенным аргументом в пользу создания специализированных антикоррупционных судов является потребность в более эффективном и быстром рассмотрении коррупционных дел. (В нашем случае, пожалуй, это потребность хоть в каком-нибудь, наконец-то, реальном рассмотрении.) Во-вторых, это потребность подать сигнал национальной и международной общественности о том, что страна начала борьбу с коррупцией. Сигнала, действительно, заждались. Но зажечь сигнальные огни пока все никак не получается: даже менее плохой из проектов, представленных Венецианской комиссии, измученной нашими черновиками законопроектов, был назван там всего лишь «хорошей основой».

Существующие в мире антикоррупционные суды отличаются по самым разным параметрам. По размеру, алгоритму избрания судей, месту в судебной системе, объему юрисдикции, процедурам рассмотрения дел. По мнению исследователей, «лучшего опыта» модели антикоррупционных судов не существует, а то, что есть, может быть использовано лишь в качестве указателя направления движения реформаторам.

Показательна география проведенного исследования. Деятельность антикоррупционных судов изучалась, в частности, на опыте таких государств как Афганистан, Бангладеш, Ботсвана, Бурунди, Камерун, Индонезия, Кения, Непал, Пакистан, Палестина, Филиппины, Сенегал, Уганда. Да, в этом красноречивом списке присутствует и несколько европейских государств — например, Словакия. Среди государств, использующих лишь элементы антикоррупционной направленности в деятельности суда — например, ускорение обработки таких дел, — фигурирует Папуа Новая Гвинея. К этой колоритной и разношерстной компании из двух десятков государств вот-вот присоединимся и мы. Поэтому любопытен их экзотический опыт.

Первый антикоррупционный суд был создан на Филиппинах в 70-х годах прошлого века, но ни один суд не начал работу ранее 1999 года. Большинство из существующих ныне 20 антикоррупционных судов было создано в последние десять лет.

В ряде случаев значительную роль в создании антикоррупционных судов сыграло международное сообщество доноров. Прежде всего это Афганистан, где мировая общественность во главе с США и Великобританией оказывала давление на правительство с целью скорейшего создания антикоррупционного суда, так как «международные доноры были разочарованы тем, насколько ненадлежаще растрачены средства, предоставленные ими афганскому правительству».

Еще одна знакомая до боли история: инициация создания такого суда в Непале вследствие давления международных доноров, обеспокоенных большими просрочками выполнения программ, финансируемых ими. В обоих примерах доноры, к которым в случае Непала относится еще и Азиатский банк развития, предоставляли значительную финансовую и техническую поддержку судам и во время их создания, и впоследствии.

Кроме держав, которые тащили за уши в светлое антикоррупционное будущее, есть еще любопытные и поучительные для нашего «государства в центре Европы» примеры. Два года назад в Нигерии после выборов президента Бухари, «фишкой» избирательной кампании которого был лозунг о борьбе с коррупцией, наблюдатели констатировали все большую поддержку такого суда, в том числе со стороны самого президента. Вот что такое настоящие афро-европейские оптимисты, стремящиеся к цивилизованным ценностям!

Быстрее?

Одним из главных обоснований необходимости создания антикоррупционного суда в большинстве государств было желание ускорить рассмотрение таких дел. Однако надежды на то, что антикоррупционные судьи будут загружены меньше, не оправдались. Как утверждают авторы исследования, эти суды загружены так же, как и обычные, а иногда и больше.

Некоторые антикоррупционные суды являются судами первой инстанции, но апелляционные жалобы идут в верховный суд, минуя апелляционные.

Многие установили временные рамки для рассмотрения коррупционных дел. Наиболее неординарными оказались палестинцы: соответствующий суд должен рассмотреть дело за 10 дней и оформить решение за 10 дней после слушания, максимум — плюс неделя.

Малайзийцы, которые привыкли рассматривать коррупционные дела неспешно, в среднем восемь с половиной лет, не только установили соответствующее ограничение лишь для дел этой юрисдикции — год, но и сумели каким-то образом три четверти дел рассматривать, не нарушая этот срок. Филиппины собирались рассматривать подобные дела за три месяца, но на практике они занимали, бывало, и десяток лет. И Филиппины — хоть и экстремальный пример, но не исключительный. Несоблюдение сроков рассмотрения этих дел стало нормой. В ряде случаев виновны в этом не сами суды, а прокуратура, констатируют исследователи.

В итоге опыт антикоррупционных судов мира демонстрирует, как подчеркивают исследователи, что реформаторам не стоит быть слишком оптимистичными и обещать слишком много в связи с созданием антикоррупционного суда, несмотря на «вполне вероятные достижения в повышении эффективности».

Добропорядочнее

Создатели знаменитых индонезийских антикоррупционных судов Типикор, опасаясь судебной коррупции, усложняющей осуждение чиновников со связями и их друзей, предусмотрели участие в процессах временных судей, не являющихся частью судебной системы. Увы, впоследствии Типикор дали основания говорить об «эрозии их добропорядочности».

В Афганистане большая часть давления со стороны США, Великобритании и международного сообщества относительно создания антикоррупционных судов обусловлена тем, что «афганская судебная власть была особенно коррумпированной», отмечают исследователи.

Кроме того, что обычным опасением в контексте политического вмешательства в рассмотрение дел о коррупции было то, что суды станут защищать могущественных правонарушителей, в некоторых странах «критики допустили, что правительство способно манипулировать антикоррупционными судами и антикоррупционными преследованиями в целом для преследования политических оппонентов».

В Индонезии несколько судей таких судов сами были осуждены за коррупцию.

На Филиппинах Верховный суд уволил члена суда Грегори Онга за его «возможные связи с крупной коррупционной схемой при участии филиппинского законодателя».

Создание специальных процедур подбора и отстранения судей антикоррупционных судов наиболее обоснованно в тех случаях, когда существуют серьезные основания для обеспокоенности по поводу добропорядочности судей, считают эксперты. Например, в Словакии главная угроза исходила от региональных элит и преступных группировок, способных подкупить или шантажировать судью. В Индонезии — огромное влияние правящей элиты на обычные суды и системная коррупция в судебной системе.

Тем не менее, в большинстве государств не принимались специальные процедуры подбора и отстранения судей антикоррупционных судов.

Выше

Юрисдикция антикоррупционных судов имеет три основных измерения: тип правонарушения; тяжесть правонарушения; ранг госслужащего, вероятно причастного к правонарушению. Юрисдикция большинства антикоррупционных судов определяется характером правонарушения, а не его тяжестью. Тем не менее, в некоторых государствах антикоррупционные суды рассматривают только дела, связанные с довольно крупными суммами.

В Сенегальском суде по борьбе с незаконным обогащением, как и следует из названия, рассматриваются преступления, заключающиеся в обогащении с использованием государственной должности или связей с членами правительства для присвоения средств, а также правонарушения, тесно связанные с коррупцией или сокрытием преступлений. Президент Мали Салл предложил расширить юрисдикцию Суда по борьбе с незаконным обогащением, сделав его Судом по пресечению экономических и финансовых преступлений.

Как отмечают исследователи, поскольку специализированный суд требует значительных государственных ресурсов, а его судьи могут восприниматься как более привилегированные, чем остальные их коллеги, судьба суда может зависеть от того, будут ли граждане убеждены в его необходимости. И здесь одна из первых угроз — рассмотрение несущественных дел. Например, в Непале значительное количество дел, исследованных Специальным судом, касалось… подделки университетских дипломов.

Ну и, конечно, как указывалось выше, нельзя забывать о том, что эффективность специальных антикоррупционных судов непосредственно связана с эффективностью органов, которые передают им дела. В ряде государств специализированные антикоррупционные суды хорошо справляются с поступающими к ним делами, но, по словам экспертов, самые важные дела, для которых и создавался такой суд, не поступают туда вовсе, потому что прокуратура не передает их в суд. «Коррумпированные элиты легко могут не вмешиваться в работу специализированного антикоррупционного суда, имея достаточно влияния на прокуроров или правоохранительные органы, что позволяет им избежать любого серьезного риска преследования. Некоторые критики в Словакии утверждают, что именно это является главной причиной отсутствия обвинительных приговоров против политиков высокого уровня», — отмечается в исследовании.

Политикам следует провести четкий анализ существующей системы и ее механизмов, прежде чем инвестировать в создание нового суда, советуют авторы исследования. Они оценивают достижения антикоррупционных судов как «смешанные». И вот о какой смеси идет речь: «В некоторых странах спецсуды, похоже, достигли определенного успеха, а в других результаты оказались неутешительными. Кроме того, несколько спецсудов, которые вроде бы были успешными, столкнулись со значительными трудностями и неудачами».

Ну, все равно уже все решено, так что посмотрим теперь: а вдруг приживется у нас далеко не самый удачный мировой опыт — раз уж прогрессивный никак не хочет пускать корни на украинской земле…