Реформаторы на доверии — обжалование нецелесообразно

Сколь многотрудной задачей было написать 225-страничный доклад «О состоянии обеспечения независимости судей в Украине», отдаленно может представить себе лишь тот, кто честно осилил его прочтение. Даже если делать скидку на то, что писал-то коллективный разум Высшего совета правосудия, а читать пришлось единолично — для полноты впечатления.

Отдавая должное трудолюбию, всесторонности, а также изысканному иезуитству авторов, о чем поговорим ниже, внимательнейшим образом проштудировав фолиант, приходится с прискорбием констатировать: тема не раскрыта.

Потому что бессмысленно упрекать правоохранительные органы в отсутствии надлежащей реакции на угрозы судьям в государстве, высшие должностные лица которого постоянно позволяют себе уничижительные высказывания в адрес судей по поводу и без. Но в докладе акцент делается лишь на первом аспекте.

Если судьям, в лучших традициях Портнова, без устали звонит беззастенчивый господин Филатов из АП. А рекомендации по конкретным делам, бывает, при всем желании крайне затруднительно облечь даже в мало-мальски приличное с юридической точки зрения решение суда.

Если столичный суд, охраняемый подчиненными министра внутренних дел, посещают другие подчиненные главы МВД — в камуфляже да балаклавах, — и без обиняков заявляют, какое решение по конкретному хозяйственному делу их устроит. И во всей этой трагикомической ситуации есть лишь один плюс: решит ли председатель суда обратиться за помощью к министру внутренних дел или рискнет побеспокоить главу постепенно растущей и планомерно легализуемой частной армии, пока что больше напоминающей бандформирования, — ему понадобится один и тот же номер телефона.

Бессмысленно обильно цитировать высказывания иностранных экспертов на тему независимости судебной власти, если гарант Конституции устраивает предновогоднюю «не все коту Масленицу» судам, «оптимизировав» их в пух и прах в последние минуты перед тем, как соответствующие его временные полномочия превратились в «тыкву». А затем глава Госсудебной администрации поясняет, что волноваться, в принципе, нечего: одни суды не будут расформированы, «пока не рассмотрят резонансные дела», другие «пока что» вообще расформировываться не будут.

Присвоение делу категории «резонансное», как видим, пуще прежнего расширяет и так необъятные возможности «усмотрения» политической власти при реформировании судов всеми подручными средствами и способами. То есть налицо полнейшая «определенность» и «прогнозируемость» — как третий десяток лет не устают советовать нам зарубежные партнеры, когда речь заходит не только о судебных решениях, но и о трудовом пути карьерного судьи.

Некогда откровенно новое слово в юриспруденции — категория «резонансных дел» — изначально резало слух. Опыт показал, что как только власть объявляет, что довести до конца конкретное резонансное расследование — дело ее чести, — пиши пропало. Однако раньше как-то ограничивались публичными заявлениями. Теперь же этот странный как для юриспруденции термин открывает новые горизонты. Ничем, кроме собственной совести, не ограниченный простор для широчайшего усмотрения: позволить конкретному суду еще некоторое время влачить свое существование или разогнать его прямо сейчас.

Из иных аспектов судейской независимости. Можно велеречиво теоретизировать о несовершенствах 375-й статьи УК, в которой речь идет об ответственности за «заведомо неправосудное решение». Но если люди в балаклавах ведут себя в судебном заседании как хозяева, «вольные слушатели» заглядывают через плечо судьи, оглашающего приговор, уже пора вводить в обиход понятие «решение суда, принятое в состоянии крайней необходимости или под принуждением».

А главное, что все это не отдельные досадные случаи. Все эти факты в комплексе — суть и результат сознательной, последовательной и целенаправленной деструктивной «правовой» политики государства. Поэтому удивляет бухгалтерски-отстраненный перечень недочетов и достижений, а также философски-созерцательная позиция конституционного органа судейского самоуправления.

Идет четвертый год реформы, лейтмотивом которой, призванным оправдать все революционные меры, объявлено возвращение доверия к судам.

По данным USAID, возможно, даже несколько оптимистичным (дело было в августе-сентябре прошлого года), общественная оценка объективности подбора кандидатов на должность судьи является «стабильно невысокой». Всего 16% граждан разных возрастных, образовательных и профессиональных групп считают, что «отбор судей происходит исключительно по критериям профессиональной подготовки и высоких моральных качеств, прозрачно и открыто».

Таким образом, делают вывод эксперты, на данный момент увеличение уровня доверия общества к подбору судей не обеспечено. Правда, они предполагают, что причина тому — низкая осведомленность граждан о ходе судебной реформы. Ну вот это вряд ли. Поскольку, знай граждане больше, и 16% оптимистов, пожалуй, не насобирали бы. Потому что организаторов и «реализаторов» оценивания кандидатов вместе с победителями конкурса и членами их семей все-таки меньше в процентном соотношении, чем граждан, настороженно-недоверчиво наблюдающих за означенными процессами со стороны.

Итак, вопрос ставился не о доверии к судебной власти вообще, а исключительно к процессу подбора. То есть на данный момент результат усилий реформаторов в указанном сегменте находится где-то между «провалом» и «полным провалом». И если сегодня это раздумья респондентов из разряда «верю — не верю», то завтра снова может оказаться, что это — вопрос легитимности судов в частности и государства в целом.

Вопрос, для которого уже есть основания. Например, потому, что в Верховный суд попали десятки судей, прошедших конкурс нечестно, и десятки других, промолчавших об этом. Так что все они — и старая плеяда, и новобранцы судебной системы — уже с самого начала повязаны этой «родовой травмой». И этого обстоятельства не изменят никакие локальные партизанские войны, разгорающиеся сейчас внутри новосозданного Верховного суда.

При этом они практически единогласно избрали себе председателями кассационных судов прежних руководителей высших судов. Удивительное единодушие.

На что опереться, отстаивая свою независимость, судье, который готов делать это, но хочет быть уверенным в своем завтрашнем дне и одновременно понимает, что следующая власть будет иметь ничуть не меньше оснований перевернуть снизу доверху всю судебную систему, чем нынешняя? Начиная с «диктаторского» стиля принятия парламентом судебной реформы. Тем более учитывая, сколь большое значение процедуре склонен уделять Конституционный суд, когда у него вдруг доходят руки до рассмотрения какого-то дела. И тогда, скорее всего, тоже не будет иметь особого значения тот факт, какие именно решения выносил именно этот судья. Однажды поправ принцип индивидуальной ответственности, очень непросто вернуться к нему снова.

Вот предшественники ныне действующих судей, в том числе из Верховного суда Украины, когда-то считали, что успешная карьера им теперь до конца жизни гарантирована. А поди ж ты, теперь вот, как пишут в докладе ВСП: «Одним из основных заданий на 2018 год является обеспечение на надлежащем уровне гарантий независимости тех судей, которые работали в ныне ликвидированных высших специализированных судах и Верховном суде Украины, но по разным причинам не попали в новый Верховный суд».

Трогательная забота о «бывших» как реверанс в сторону европейских экспертов, обычно настаивающих на том, что даже в порыве безудержной люстрации и великих перемен просто взять и повыгонять судей с рабочих мест метлой нежелательно и не совсем по-европейски.

«Роспуск суда не должен влиять на судей, работающих в нем. В таком случае они обязательно должны быть переведены в другие суды такого же уровня», — упоминают в докладе Монреальскую универсальную декларацию о независимости судей.

Ликвидация ВСУ и высших специализированных судов привела к тому, что десятки судей остались не у дел. «В этой ситуации не может быть обеспечен перевод судей в суды того же уровня вследствие отсутствия таких судов». Позвольте, а почему же «отсутствия»? ВСУ и ВС разве не суды одного уровня? Дело вовсе не в том, что очень уж хотелось бы видеть кого-то конкретного из старого суда — в новом суде. Скорее, даже нет. Но нельзя бесконечно писать правила по ходу дела, да еще и двигаясь на большой скорости.

Закон «О судоустройстве и статусе судей» допускает возможность «принудительного» перевода судьи в случае ликвидации суда в другой суд того же или низшего уровня. «Несогласие на перевод в другой суд в случае ликвидации или реорганизации суда… является основанием для увольнения судьи», — констатируют авторы доклада.

ВСП прогнозирует, не делая, впрочем, каких-то особых открытий, что «перевод судей в связи с ликвидацией судов в 2018 году приобретет массовый характер, при этом отсутствие детального порядка осуществления таких переводов не позволит контролировать надлежащее обеспечение гарантий судейской независимости в каждом конкретном случае». На данный момент не то что «детального» — не существует никакого документа, определяющего общие основы и конкретную процедуру перевода судьи в случае ликвидации, реорганизации или прекращения работы суда.

Не обошел стороной ВСП и вопрос паралича правосудия: «Необходимость проведения оптимизации сети местных и апелляционных судов была очевидной, исходя из неудовлетворительного функционирования системы судоустройства, созданной предыдущим законодательством». Кадровый дефицит «фактически парализовал работу тех судов, в которых штатом было предусмотрено небольшое количество судейских должностей». «Старый», можно сказать, «наследственный» паралич решительно заменили новым, очевидно, более прогрессивным и, как утверждают, сугубо временным. Требуемое законом количество кандидатов на должности судей ВККСУ не в состоянии пропустить через себя за ближайший год. Если говорить о предусмотренной законом процедуре, конечно.

Надо сказать, на данный момент для обычных тяжущихся граждан принципиальная разница между перманентным судебным параличом и параличом временным не очевидна. В то время как теоретики и практики судебной реформы полагают, что второй вид паралича гораздо более прогрессивен и перспективен, поскольку когда-то все-таки пройдет.

Итак, судебная система неуклонно и планомерно «оптимизируется». «Процедура ликвидации существующих судов и создание новых, в том числе в части перевода судей, отсутствует. Сроки проведения такой ликвидации/реорганизации также не очерчены, что обуславливает общую неопределенность».

Вышеуказанное имеет самое непосредственное отношение к вопросу о независимости судебной системы.

Другой, без преувеличения, талантливый ход реформаторов, позволяющий снять немало неприятных проблем: признать обжалование результатов экзаменов нецелесообразным. Мол, поскольку все проходит открыто и честно, обжаловать незачем.

Дословно это место в докладе о независимости судей звучит так: «Кандидат, который принимал участие в сдаче соответствующего экзамена, может присутствовать во время проверки его работы. Кроме того, кандидатам предоставлено право обжаловать в судебном порядке возможные нарушения процедуры проведения квалификационного экзамена. При этом результаты экзаменов обжалованию не подлежат. Учитывая полную открытость процедур проведения экзаменов, а также их сдачу с использованием компьютерных программ, следует рассчитывать на получение максимально объективных результатов, в связи с чем (а также ввиду значительного количества таких экзаменов, запланированных на ближайшее время) обеспечение возможности обжаловать результаты экзаменов не представляется целесообразным».

Ну, хотя бы откровенно! Обжаловать смысла нет, компьютер не ошибается, мы и так заняты, что пот со лба некогда утереть, и не до ваших бессмысленных кляуз теперь, поэтому — «следует рассчитывать» на получение максимально объективных результатов! Это настолько великолепно, что даже дух захватывает! Как будто сама по себе формальная открытость гарантирует объективный результат или мы ничего не знаем о том, что решения в этой сфере принимаются кулуарно.

Как подмечено в заключении Консультативного совета европейских судей относительно оценивания работы судей, качества правосудия и уважения к независимости судебной власти: «Когда индивидуальное оценивание имеет последствия для повышения судьи, размера заработной платы и пенсии, или может даже привести к его/ее отставке, существует риск, что судья, которого оценивают, будет решать дело не в соответствии с непредвзятым толкованием фактов и закона, а таким образом, что возможно будет удовлетворять оценивающих».

А когда правила проведения оценивания не выписаны четко и понятно «на берегу», меняются по ходу пьесы, а результаты обжалованию не подлежат, пожалуй, эти риски увеличиваются в геометрической прогрессии.

Часть главных угроз для независимости судебной власти, прежде всего, политическое давление, остались вне поля зрения. Возможно, для них не хватило места, возможно, они не представляют угрозы с точки зрения ВСП. «Качественно новый», «автономный орган судейского самоуправления», «способный избегать любого внешнего и внутреннего давления», как сказано о Высшем совете правосудия в его собственном докладе, оказался способен избегать, в первую очередь, четких оценок, конкретных формулировок, реальных, а не общефилософских выводов. Вместо того, чтобы демонстрировать жесткую позицию, отстаивая реальную независимость мучительно для всей страны реформируемой судебной системы.

А пока — независимости судебной власти не существует. Предпринимается очередная попытка политической власти поставить ее на колени. И пусть даже многим из старых-новых судей к этому не привыкать, да и поза неудобна лишь на первый взгляд, а так вполне устойчива, безопасна и позволяет делать также свой гешефт... Да и вообще — ну когда было по-другому? Вот только общество, равнодушно наблюдающее за этим процессом, — обречено.