20 лет бесправия закончились террором

Это государство началось с того, что с самых первых дней его существования там ни во что не ставили Право. Именно из-за этого оно и закончилось, всего в 20 с небольшим лет, что для державы-то совсем не возраст. Единственной последовательной государственной политикой и единственным общепринятым принципом стал здесь правовой нигилизм. Что характерно: пренебрежение правом, демонстрируемое верхами, всегда искренне возмущало низы. Но поделать они ничего не могли, да и не пытались, получая за это оправдывающую их собственное пренебрежение законами индульгенцию. Она гласила: рыба гниет с головы и вроде бы как исключала всякую ответственность остальной ее части. Право попирал каждый на своем уровне, по мере сил и возможностей. И на этом общем фоне каждый, если выслушать его непредвзято, был по-своему в чем-то, наверное, даже прав. Но из миллионов этих правых людей почему-то предстало совершенно левое государство. Нелегитимное, если говорить по-ученому.

Для того, чтобы исключить риск появления смуты — отщепенцев, стремящихся жить по Закону, — такую возможность искоренили в принципе. С первого дня основания этого государства и при каждом последующем правителе законы сочиняли так, что не нарушать их, одновременно подавая хоть какие-то признаки жизни, было невозможно. Поэтому виновен был фактически каждый, а главным правилом применения Закона стала его избирательность.

Здесь вообще не существовало государственной службы, ее заменил бизнес: высокопоставленных чиновников, судей, прокуроров, милиционеров, сотрудников спецслужб и т. д. Рядовые, несостоятельные граждане пуще смерти боялись правоохранителей, ни на грош не верили судьям и раньше срока умирали от бесплатной медицины, которая не встречалась нигде, кроме текста Закона. В этом государстве покупалось и продавалось все, что, казалось бы, не могло становиться предметом торга: от школьных оценок, дипломов и научных диссертаций до государственных наград и постов. Это не считалось постыдным или странным, это стало нормой.

Как полагается, был и узаконенный оброк. Рядовым гражданам приходилось поневоле в складчину покрывать очень дорогие и практически бесполезные для них расходы. Дороже всего обходились избранники всех видов, от депутатов до президента.

Эти граждане привыкли ко всему, потому что немного существовало беззаконий, с которым они не сталкивались бы в своей жизни.

Но вот однажды произошло совершенно заурядное событие: власть, обычно не выполнявшая своих обещаний, сделала это в очередной раз. И народ вдруг вышел на площади, чтобы рассказать ей о своем возмущении. Огромное количество людей собралось потому, что убили их надежду. Она и при жизни была очень призрачной, и мало кто знал, как именно она станет выглядеть, материализовавшись. Но ее убийство сделало возможным невероятное. В центре столицы образовался новый Майдан, самоуправляемый городок, приветливый для всех и самодостаточный, — крошечная, яркая модель гражданского общества, о котором многие слышали, но никто еще не видел в этих местах. Эти люди сделали невозможное: вернули надежду и веру в себя тем, кто нуждался в этом и все еще был на это способен. Множество «безымянных» в смысле отсутствия личных политических амбиций людей сделали это. Таков был недолгий и самый светлый эпизод неоконченной пока что истории.

Больше побед не было. Невероятная рождественская сказка не получила счастливого конца, изменила свой жанр и дальше все пошло не так.

Власть не услышала этих людей. В организации жестокого разгона находившихся на Майдане подозревали разных людей, но не ответил за это никто, даже непосредственные исполнители. Пострадавших за участие в протестах, которые поначалу имели преимущественно мирный характер, «отбить» у власти, по большому счету, не удалось. Соответствующий закон был написан небрежно, но не это сыграло решающую роль, ведь законы всегда применялись здесь «по усмотрению». Защитить невиновных и наказать виноватых могло бы стать важнейшей победой Майдана, но не стало.

Правда, была в этой стране еще одна значительная часть людей. Она не разделяла чаяний стоявших на Майдане, и имела свои резоны. Да кроме того, им никто толком не рассказывал, чем же хороша та мечта. Поэтому у этих людей сложилось впечатление, что и их мечта — ничуть не хуже. Ведь она была отчасти воспоминанием о прошлых временах, оставивших на многих неизгладимый генетический след, то есть понятной и родной. Многие полагали, что таких людей в стране меньше, но считать их не стали. Да и состояние Права в стране не давало возможности получить правдивый ответ на этот вопрос. Потому что соответствующий Закон был написан так, что и законом-то назвать его было трудно, да и считали в этой стране удивительным образом, за что ни брались.

Отстраненные от Майдана оппозиционные политики, сперва ревниво наблюдавшие за происходящим со стороны, впоследствии присоединились, но не сумели возглавить ничего, кроме главной сцены Майдана — на пару часов в день. У оппозиции было три лидера и семь планов на неделе. Бывало и поболее — несколько взаимоисключающих прожектов, обнародуемых в один день. Это «планирование» длилось около месяца и дальше дело не шло. Ни одна из голов оппозиционного «трехчлена» так и не смогла конвертировать невероятный народный подъем в собственные политические и иные дивиденды. А на предпоследнем Народном вече всегда доброжелательная аудитория Майдана освистала несостоятельных оппозиционеров, получив смешные ответы на серьезные, давно поставленные вопросы.

Чем отличается государственный переворот от прогрессивных преобразований? Если не говорить о каких-то страшных крайностях в смысле методов достижения цели, то практически ничем, кроме достигнутого (или недостигнутого) результата. А еще лидеры остаются в живых, не получают пожизненные сроки и судят побежденных. И мировая общественность признает, что это был никакой не переворот, а реализация «права и долга народа», которое много лет назад предусмотрели для себя и потомков мудрые граждане далекой страны. Но такой результат редко удается получить в подарок, как нашу независимость. Для этого оппозиционерам недостаточно на время вырядиться в свитера и куртки демократичных по цене брендов и регулярно провозглашать революционные речи со сцены. Но говорить с олигархами, колеблющимися регионалами, военными и, возможно, милицией, кому-то давая гарантии, кому-то — гарантии и деньги, было некому. Ни центра принятия решений, ни достаточного личного авторитета, ни решимости у оппозиции не было. Выдумки хватило лишь на то, чтобы приглашать народ остаться на Майдане на новогодние и рождественские праздники. Наверное, оппозиционеры одновременно и побаивались Майдана и уже, наговорив с три короба, боялись остаться без него, поэтому приглашали людей остаться, так и не сформулировав внятной цели. Вопросы — зачем? какова цель? как ее достичь? — считались предательскими и провокационными.

Судьба подарила людям этой страны невероятный шанс и очень много времени для того, чтобы реализовать свою мечту, поставив цель и попытавшись достигнуть ее. Но время было упущено. Майдан постепенно сокращался, к исходу полутора месяцев великого стояния его жителей не обошел стороной неизбежный процесс определенной маргинализации. Несмотря на искреннее желание огромного количества людей сделать жизнь в родной стране лучше. Невзирая на огромную поддержку жителей столицы. Несмотря на засветившиеся огоньки новых маленьких Майданов по всей Украине и задорные вылазки отчаянного АвтоМайдана.

Запад традиционно никак не решался открыть «второй фронт». Хотя был неизменно озабочен и временами даже сильно, судя по его частым заявлениям. И что-то там, касающееся санкций в отношении наших высших чиновников, уже давным-давно «лежало на столе».

Неполноценность и безответственность и власти, и оппозиции привели к тому, что на наши улицы пришел террор. К нему прибегли обе противоборствующие стороны. И этого факта не изменить тем, что один террор мы считаем крайней необходимостью, а другой — преступлением. Что характерно: бои на улицах города начались после дерзкого принятия парламентским большинством «нормальных для европейских государств законов», которые в наших современных реалиях являются по сути «узаконенным» террором против народа. «Нет почти ничего такого справедливого или несправедливого, что не меняло бы своего свойства с переменой климата», — писал Блез Паскаль. И в нашем климате, в котором неожиданное потепление обычно бывало лишь обманчивым затишьем перед долгими холодами, замечательные европейские законы станут эффективным и безотказным оружием для государственного террора по отношению к неугодным.

Таким ужасным образом осуществилось сильное, но, видно, как-то неверно сформулированное желание многих людей «жить, как в Европе». Что подразумевало жить по-человечески, жить по Закону. Переформулировать это желание, высказав его в качестве ультиматума, сегодня некому. А наша замечательная страна дожила до того, что принять здесь законы, большинство из которых действительно существуют во многих европейских государствах, — значит совершить очередное преступление против собственного народа. Потому что у нас нет правоохранительных органов, а есть карательный аппарат, вместо судов же — учреждения исполнения желаний власти и денежных клиентов.

Над Киевом стал парить «Беркут». Его предназначением всегда был контроль за популяцией «животных». Но «животные» с ним договорились, и он перешел на людей. То, что делал окончательно озверевший «Беркут» прошедшей ночью с участниками АвтоМайдана, — не могут творить представители Закона даже в таком государстве, как наше. Представьте, на что они будут способны, почуяв когда-то, что власти приходит конец, и осознавая, что ни при каких условиях им ее не «пережить»!

На Грушевского который день идут бои. Гибнут люди. Растет количество пострадавших с обеих сторон, растет взаимная ненависть. Протестующих похищают из больниц, пытают и убивают. Премьер полагает, что это называется «ситуация под контролем». Президент уверяет, что станет править нами, пока ему хватит сил и у него будет... доверие народа. Наверное, ему до сих пор так и не включили телевизор. Судя по бесплодным переговорам власти и оппозиции, эта история, напоминающая бесконечный кошмарный сон, не будет иметь оптимистичного конца. В частности, и потому, что власть считает, что причина происходящего — проплаченные Западом провокаторы, и не хочет видеть, что за спинами сотен тех, кто ведет бои в центре города, стоят тысячи и тысячи, готовые поддерживать их, лечить, подносить брусчатку и оказывать всяческую иную помощь.

Президент заявил, что приложит все усилия, чтобы «обеспечить общественный порядок, защитить права мирных граждан», и пообещал «использовать все правовые и другие предусмотренные законами Украины методы для гарантирования общественного порядка и безопасности всех наших соотечественников». Президент прав в одном — правовые и предусмотренные нашими законами методы в нашем государстве совпадают не так уж и часто.

Обе стороны в этом противоборстве теперь — вне Закона. Только власть в этом положении уже очень давно. Именно поэтому все, что сотрясает сегодня страну, и случилось. А это значит, что попытаться изменить свою жизнь — это «право и долг» народа.