Семен Глузман: Украинский калейдоскоп

Следователь НКВД Соколов работал вполне эффективно, разными способами  доказывая вину всевозможных троцкистов, шпионов и прочих многочисленных врагов советского народа. Работа у него была тяжелая, в основном ночная, с собственными детьми он общался редко. Но он своим ремеслом не тяготился. Верил в необходимость своего труда.

Однажды прямо на рабочем месте, в здании бывшего института благородных девиц его арестовали. Спустя несколько дней после тяжелейших допросов и избиений он понял: это не ошибка. В органах происходила очередная чистка. И он, потеряв почти все свои зубы, признался: замышлял покушение на товарища Сталина.

В лагере на Колыме был недолго, всего пять лет. Вышел на волю, так как в органах происходила очередная чистка. Его признали незаконно осужденным и вернули к следственной работе. Ему повезло, жену Катю не репрессировали, хотя была она тогда женою врага народа. И он вернулся к своей семье. Начальство, остро нуждавшееся в следственном персонале, поставило ему лишь одно требование: вставить зубы. Вставил, стальные. Работал как и прежде эффективно.

Боролся с сионизмом. Когда сталинские органы арестовывали сотни врачей, писателей и поэтов еврейской национальности, Соколов эффективно доказал вину писателя Абрама Кагана, писавшего на идиш. И не так уж важно было, что Соколов не мог оценить степень враждебности книг и статей Кагана, опубликованных в СССР. Абрам Каган запомнил жуткую стальную улыбку следователя, угрожавшего ему очередным избиением. Потом был суд, короткий и пустой, без присутствия обвиняемого.

Этапировали Кагана в Казахстан. Работал в шахте, там познакомился с осужденным на 25 лет лагерей солдатом УПА Васылем Пирусом. А в 1973 году я познакомился с Пирусом в зоне №35 на Урале, где он вскоре заканчивал свой срок. А я – начинал. Пирус помнил Абрама Кагана, расспрашивал меня о нём.

После смерти Сталина Кагана реабилитировали. Вернулся в Киев. Писал, но публиковали его только на языке идиш в журнале «Советиш геймланд». Как-то Каган познакомился с моим отцом, легко читавшем и на идиш, и на иврит. Они подружились, Каган часто приходил к нам. Иногда, очень редко рассказывал о своем арестантском прошлом.

Однажды он взволнованно рассказал моему отцу о неожиданной встрече на углу улиц Ленина и Пушкинской. Он узнал его по жуткой стальной улыбке. Старый чекист вёл за руку ребенка, по-видимому, внука. Кагана, от неожиданности застывшего, Соколов не узнал. Потом уже в «своём» лагере я пересказал эту историю Пирусу. Старый лагерник не удивился, он готовился вскоре вернуться в отторгнувший его 25 лет назад мир советской свободы.

В 1970 году, прогуливаясь с Виктором Платоновичем Некрасовым по старому Киеву, он показывал мне архитектурные прелести города, мы встретили немолодую женщину, сохранившую яркую привлекательность. Некрасов представил меня. Калерия Викторовна живо заинтересовалась мною, моими планами. Сообщила, что её дочь также врач, но не в Киеве. В Париже. Когда мы с этой милой дамой попрощались, Виктор Платонович рассказал мне о её очень непростой судьбе. Она была замужем за достаточно известным советским публицистом Цезарем Солодарем. Когда он был арестован, и она в качестве жены врага народа была репрессирована. Но даже в неволе, в специальном лагере для жен врагов народа её красота и обаяние не померкли. В неё влюбился начальник лагеря. После её освобождения он отказался от продолжения карьеры и уехал с ней в Киев.

Спустя много лет, где-то в начале 2000-ных, я встретил в вагоне спускавшегося на Подол  фуникулера, своего знакомого – следователя КГБ Чунихина, в 1972 году формировавшего мое следственное дело. Я узнал его сразу, а он по-видимому, меня не узнал. Или не захотел узнать.

Мы живем все вместе. Это и есть Украина. Где презирающая всё советское, а заодно и русское, американка Ульяна Супрун привечает доктора Чинчик, назначая её фактическим руководителем Днепропетровской психиатрической больницы, бывшей специальной психиатрической больницы МВД СССР, где мучили десятки психически здоровых украинских диссидентов. Ту самую Чинчик, о которой с содроганием вспоминали бывшие её жертвы Плющ и Плахотнюк. Да, и это Украина.

А в моей зоне №35 на Урале отбывал свой немалый срок Борис Соколов. Помните? Внук. Он, как и все мы, клеветал. В частности, говорил друзьям, т. е. будущим свидетелям обвинения, что в советской Украине миллионы людей погибли в Голодоморе. В лагере он стучал, но мы все это знали.