Семьи погибших Героев: найти точку опоры

«Вы слышали, как плачет мать на могиле погибшего сына? Как она с ним здоровается, целует фотографию, заботливо раскладывает печенье и конфеты?

— Ти скучив за мною? Ось я і прийшла, синочку! Давай поговоримо. Не можу без тебе!.. Сашко — твоя копія: в нього твої очі, усмішка. Вже 5 зубів…

— Яким він був? — спрашиваю.

— Я про нього говорю: є. Він не був, він є. Просто пішов кудись. Без нього все завмерло. Дім замовк. Життя зупинилося...

Мы начинаем прощаться. Видя, что уходим, мать в черном обращается к соседке: «Зіна, тобі син сниться? Ні? І мені не сниться». И начинает беззвучно рыдать. Она так хочет, чтобы ей приснился сын…

Яркое солнце, свежие могилы. Их очень много. На каждой — украинский флаг. Здесь на Черниговском кладбище похоронены Герои. Открытые лица мальчишек в военной форме. На скамейках рыдают матери.

Может, рядом с вами живет мать, чей сын остался только в воспоминаниях и на фотографии на надгробии. Мы перед ними в долгу. Мы не заменим им сына. Но надо попытаться помочь.

P.S. Мальчики, пожалуйста, приснитесь своим мамам»

(из FB Вилены Касьяновой, волонтера общественной инициативы «Допомога родинам Героїв», объединяющей неравнодушных людей, готовых оказывать помощь семьям погибших воинов).

Война — это горе и неимоверная боль. Осиротевшим семьям нужно найти новую точку опоры, чтобы жить дальше. Это трудно сделать взрослым, что уж говорить о детях, чьи отцы не вернулись домой с войны.

«Мы ездим к семьям военнослужащих. Тех, чей папа погиб, или кто воюет на Востоке. Общаемся с семьями, пытаемся решить материальные проблемы, дать хотя бы немного моральной поддержки, — рассказывает волонтер Татьяна Тарасевич. — Мы сталкивались с тем, что мамы не знают, как сказать ребенку, что папа погиб. Бывает, что это затягивается на месяцы. Ребенок бегает по коридору с игрушечным телефончиком и кричит: «Папа, алло, алло!», — а у мамы разрывается сердце. Как объяснить трехлетнему малышу, что папы больше нет?!

Ситуация со старшими детьми немного другая. Они больше понимают, прагматичны. Сначала они чувствуют боль, горе, а потом может возникать агрессия. Агрессия ко всему — к обществу, стране, даже к сверстникам. Мол, за что? Почему так случилось, что у меня не стало папы? С этой агрессией надо работать. Дети по-разному реагируют на потерю, кто-то переживает это горе немного легче, кто-то тяжелее.

В моральном аспекте семьи очень отличаются. В семьях, где был больший авторитет мамы, дети переживают потерю чуть легче. Если авторитетным был папа, ситуация сложнее: дети растеряны, они не знают, что делать дальше, как жить. Мы не психологи, поэтому не беспокоим семьи первые неделю-две, чтобы не сделать хуже. Очередь материальных проблем наступает чуть позже, вот тогда приходим мы».

Психолог Анна Усатенко объясняет, что агрессия — нормальная реакция на переживание потери как взрослыми, так и детьми: «Мы пытаемся донести это и социальным работникам, и учителям, чтобы они понимали корни этой агрессии. Это не значит, что ребенок хочет обратить на себя внимание или он что-то требует, это реакция, которую надо пережить. Если на обычную агрессию ребенка мы реагируем, пытаясь удержать его в рамках, то маленькому человеку просто нужно дать время, принять его переживания. Возможно, объяснить ему какие-то вещи. Ведь часто агрессия возникает тогда, когда дети сдерживают боль, но не могут ее выразить словами».

Психологи отмечают, что очень важно, как семья узнает о том, что близкий человек, отец погиб на войне. На практике это происходит по-разному: горькую весть может сообщить работник военкомата, военный психолог, в небольшом городке это могут делать социальные службы. Часто узнают об этом от командиров батальонов. Очень обидно, когда этот процесс затягивается и семье сообщают через несколько дней после того, как все произошло. В век интернета информация распространяется молниеносно, жена может узнать о смерти мужа из соцсетей. Что чувствуют эти женщины? Рана на сердце становится еще глубже.

«Досадный случай произошел в Киевской области, когда о гибели военнослужащего сообщил председатель сельсовета, — рассказывает Т. Тарасевич. — Мама в это время была на работе, 15-летний сын защитника находился дома один. Председатель сельсовета заходит в дом и говорит: «Твоего отца разорвало на куски, поэтому хоронить будем в закрытом гробу. Я вечером подойду к маме, а ты ее предупреди». И вот этот парень до вечера сидел сам. Можете представить его психологическое состояние? Это был редкий случай, когда мама сама обратилась за психологической помощью для сына. Мы нашли психолога, который приехал и помог».

Семье нужно время для осознания того, что теперь структура семьи меняется, все будет по-другому. «Я и мои коллеги-психологи по сопровождению семей погибших стараемся очень осторожно входить в эти семьи, — делится А. Усатенко. — Очень важно прийти по запросу. Ведь если мы придем и скажем, мол, у вас психологическая травма и мы хотим помочь, то можем вызвать агрессию. Надо понимать, что психологи не могут пережить боль за этих людей. Мы будем сопровождать их на этом пути. То есть, рана будет болеть, но со временем будет кровоточить меньше».

Наверное, самый сложный случай, когда глава семьи пропал без вести. Ведь когда статус военного не определен, всегда остается надежда, которая со временем угасает. Это ситуация, когда, с одной стороны, семья не имеет статуса потерявшей кормильца, а с другой, она нуждается и в финансовой, и в психологической поддержке.

«Большинство таких семей не хотят принимать помощь, для них их родной человек жив. Мол, я не вдова, почему мне должны перечислять деньги на карточку? В такой ситуации мы подчеркиваем, что помощь нужна не только их семье, но и тем, кто ее оказывает, — рассказывает Т. Тарасевич. — Был случай, когда откликнулась семья с Киевщины, которая имела материальные ресурсы и хотела помочь. Я с ними встретилась, оценила адекватность, чем именно могут помочь, а потом сводила эти две семьи.

Есть проблема с религией. Неудивительно, что такие семьи обращаются к Богу. Вера — хорошо, но иногда это переходит в фанатизм. Батюшка сказал, что он вернется, ты верь. И жена не признает даже результаты анализа ДНК».

Психологи отмечают, что со случаями, когда человек отрицает реальность, трудно работать. Детям в таких семьях особенно необходима помощь: папы нет, им нужна поддержка, а мама находится в эйфорическом состоянии.

Почему так мало семей, которые сами обращаются за помощью, хотя в ней очень нуждаются? По мнению психологов, это ментальность украинского народа — я справлюсь сам. Обратиться за помощью для украинца часто означает признать себя человеком, который не может себя обеспечить. Именно поэтому волонтеры помогают семьям адресно и не разглашают персональных данных.

Разделить горе

Семьи погибших, как правило, общаются. Ведь понять боль потери могут лишь те, кто пережил подобное. Это помогает не только в моральном аспекте, но и в решении множества насущных вопросов: будь то получение выплат, перечень документов или льгот для семей погибших военнослужащих.

«Есть проект «Родинне коло», где раз в несколько месяцев благодаря спонсорской помощи встречаются семьи погибших. Не все семьи нуждаются в этом, не все идут на контакт, но большинство полагаются на это сотрудничество. Они могут пообщаться, вместе погрустить, порадоваться за жизнь своих детей, вспомнить отцов, которых уже нет, обменяться опытом. Встречи проходят под наблюдением психологов. Разделенное горе становится меньше. Такое объединение позволяет почувствовать семьям погибших, что они не одиноки в своей беде», — рассказывает А. Усатенко.

Война — это боль и горе. Хотя бы потому, что в мирное время сыновья хоронят родителей, в военное — наоборот. Еще война — это режиссер, с особым садизмом тасующий человеческие судьбы, меняющий местами друзей и врагов. Несколько историй, рассказанных В. Касьяновой о наших Героях и о тех, кто им помогает.

«Он — россиянин, она — украинка. Он говорил на русском языке, она — на украинском. Он гордился воинской службой, любил семью, ценил друзей. Был кадровым военным, окончил Новосибирское военное общевойсковое командное училище в 93-м году. Присягу дал народу Украины. Он — майор Степанченко Дмитрий Андреевич, позывной «Овод», 1-я отдельная гвардейская танковая бригада. Не бросил раненых, не ушел с позиции, вступил в неравный бой с оккупантами. Он был до конца со своими бойцами (еще вчера гражданскими) — Львовским отрядом теробороны. Был убит в первый день перемирия 5 сентября 2014 года российскими военнослужащими — пехотинцами. Возможно, среди них были его однокашники, которые принесли горе и смерть на нашу землю».

* * *

«Я обещала написать пост о замечательном человеке из России, который оказал финансовую помощь многодетной семье погибшего украинского десантника. Было это так. В апреле получила сообщение: «У меня есть несколько вопросов, касающихся помощи семьям погибших или пропавших без вести украинских воинов. Вы не могли бы позвонить мне на номер?..» Номер был… московский. Стоит ли говорить, что звонить желания у меня не возникло? Я мягко попросила написать перечень вопросов. Получила ответ: «Я хотел бы оказать адресную помощь какой-нибудь семье. Я не миллионер, но должен в ближайшие дни получить премию, и хочу все эти деньги использовать для помощи конкретным людям. Желательно, чтобы в семье было несколько детей, т. к. хочу впоследствии привлечь к этой помощи и своих детей (у меня их четверо), чтобы они могли и помогать им, и как-то общаться. В идеале я хотел это все сделать сам. Но мне трудно из Москвы оценить информацию, и не попасть на мошенников. Если Вы сможете помочь, то я бы хотел прилететь в Украину, чтобы познакомиться с семьей и предоставить основную помощь».

Мы долго переписывались, перезванивались, наводили справки. Дмитрий прилетел в Украину. Проехав 200 км по украинским дорогам, встретился с семьей. Пообщался с вдовой, детьми, отведал украинской кухни. Говорили о погибшем, о войне, детях и их увлечениях, о планах и проблемах. Фото Героя везде: в зале, на кухне, в детской. На крыше — развевается украинский флаг с траурной лентой. Желто-голубые флаги — большие и маленькие — в каждой комнатке небольшого дома. Старший сын идет по стопам отца — будет поступать в Суворовское училище.

На прощание вдова угостила нас салом. После шуток о провозе национального продукта через границу Дмитрий спросил: «А как его есть?» Этот вопрос застал нас врасплох, мы осознали свою недоработку — в следующий раз приложим инструкцию по употреблению».

* * *

«Добрый день! Хотел бы помочь семье солдата, погибшего в ДАП, тело которого с зажатым в руке фото дочерей показало российское ТВ. Семья где-то из-под Тернополя. Возможно, есть их контакт?.. Какой-то минимум, который уже хотел бы предложить им, — ... грн в месяц в течение года. Надеюсь, смогу больше... Спасибо», — такое сообщение пришло в личку от Ярослава, отца троих детей.

Поиск семьи погибшего киборга занял 2 часа... Потом — звонок вдове, знакомство. Уже на следующий день деньги были перечислены семье киборга.

До последнего дня (пока позволяла связь) Иван говорил детям и жене, что находится на учебном полигоне, в тылу. Вот только слов его было почти не разобрать из-за непрерывной канонады... Теперь другой отец помогает детям, с мыслью о которых Герой ушел от нас навсегда».

* * *

Короткая история с юмором. «Нам (сообществу «Допомога родинам героїв». — Ред.) перечислили 10 тысяч гривен! Кто? «Обычный игрок в покер».

* * *

Многие скажут, что семьям защитников обязано помогать государство. Безусловно, должно. Однако волонтеры замечают, что помощь от обычных людей осиротевшие семьи воспринимают по-другому — от нее на душе становится теплее. Это благодарность от всего общества, от всей Украины, которая не забывает своих Героев. Это и есть вечная память и «Слава Україні!»