Художественная профанация, правомерный грабеж и другие формы работы следствия

С каждым днем приходят все новые подтверждения иронического тезиса о новом курсе нынешнего режима на построение коммунизма в отдельно взятой стране.

Во-первых, налицо стремительное отмирание государства во всех его проявлениях, и в первую очередь, в самой естественной, изначальной цели образования любого государства — в сфере установления целостной и непротиворечивой системы права, организации работы правоприменительных и правоохранительных органов. Сегодняшнему дню можно дать однозначную характеристику: правовой хаос и самодурство при принятии правовых норм компенсируется коррупцией и необязательностью их соблюдения, помноженной на отсутствие формального надзора за законностью в стране и отсутствие у правителей всякого желания такой надзор осуществлять в принципе. И, во-вторых, отовсюду мы видим одну и ту же картину: растаскивают остатки былой роскоши, причем по полной программе, будто живут последним днем.

Наиболее ярко тезис об отмирании государства можно проиллюстрировать на примере полного вырождения следственных органов. Они всецело влились в индустрию шоу-бизнеса, хотя по уровню мастерства их можно поставить где-то между КВН и художественной самодеятельностью.

Статьей 216 УПК определено пять органов досудебного расследования: Национальная полиция, которая ведет следствие по всем статьям, кроме отнесенных законом по подследственности к другим органам; СБУ; следственные органы Государственной фискальной службы; находящееся в зачаточном состоянии Государственное бюро расследований; завершает пятерку Национальное антикоррупционное бюро Украины.

Но на практике этот тришкин кафтан, как обычно, застегнут не на те пуговицы. «Временно» следствие ведет прокуратура. Причем разные подразделения прокуратуры ведут себя как отдельный, самостоятельный следственный орган: Главное следственное управление ГПУ само по себе, где-то там, в СМИ, маячит Департамент специальных расследований Сергея Горбатюка, в тайне от остальных ведет свой бой главный военный прокурор Анатолий Матиос; активно пиарится руководитель Специальной антикоррупционной прокуратуры Назар Холодницкий, позабыв о том, что САП является надзорной инстанцией за НАБУ, а не четвертым следственным управлением после Главного следственного, а также главного военного прокурора и Департамента специальных расследований ГПУ.

Полное вырождение следствия как такового заключается в том, что все эти шестеренки многотысячной государственной машины не нацелены на выполнение главной функции следствия, ради которой оно существует, — на передачу обвинительного акта в суд для привлечения обвиняемого к реальной уголовной ответственности. Это и есть конечный результат — венец работы следователя. Вместо этого, не понимая либо не желая понимать логику работы следствия, нам пытаются подсунуть второстепенные, вспомогательные процессуальные действия, которые не являются завершающими стадиями уголовного производства и вообще не имеют никакого самостоятельного юридического значения — в отрыве от конечных результатов следствия.

Не имея возможности и/или желания доводить дела до суда, разнообразные телевизионные головы занимаются художественным свистом, торжественно преподнося три категории «подвигов»: во-первых, это открытие уголовного производства с максимально устрашающей фабулой и перечнем статей уголовного кодекса с расшифровкой предусмотренных наказаний; во-вторых, проведение обысков и выемок; и в-третьих, взятие обвиняемого под стражу.

Все это производит сильнейшее впечатление на журналистов, домохозяек и так называемых общественных активистов по борьбе с коррупцией, но вызывает лишь ухмылку у людей «бывалых» и у тех, кто смог осилить чтение УПК в полном объеме.

В их глазах вся эта художественная самодеятельность предстает совсем в другом ракурсе.

Во-первых, открытие уголовного производства, которое до сих пор называют делом, — это не подвиг. Согласно ч. 1 ст. 214 УПК любое заявление, содержащее сообщение о совершенном преступлении, подлежит немедленному (не позднее 24 часов с момента подачи) занесению в Единый реестр досудебных расследований, номер записи в котором и есть номер уголовного производства (дела).

Другое дело, что следственные органы сплошь и рядом игнорируют требования ч. 1 ст. 214 УПК и упрямо не вносят в реестр, либо же присылают отписки, в которых говорится об отказе (!) внести в реестр данное заявление по одному из двух мотивов: оно якобы не содержит всех необходимых данных, иногда — всей совокупности доказательств (!), либо же проведенной проверкой (это вообще звучит жутко с точки зрения требований УПК) установлено отсутствие состава преступления.

Поэтому соглашусь: да, открытие уголовного производства — это не подвиг, но что-то героическое в этом все же есть.

Во-вторых, задача любого обыска или выемки согласно ч. 1 ст. 234 УПК — установление и фиксация обстоятельств совершенного преступления, нахождение орудий преступления, вещей, приобретенных преступным путем, а также установление местонахождения людей, находящихся в розыске. При этом, согласно п. 6 ч. 2 ст. 235 УПК, в определении суда должно быть прямо указано, какие конкретно вещи, документы или людей нужно найти при обыске. Однако многие не обращают внимания на оговорку, сделанную в ч. 7 ст. 236 УПК, — безусловному изъятию подлежат лишь вещи, запрещенные законом, — наркотики, незаконное оружие и т. п. Любые предметы и ценности, прямо не указанные в определении суда, имеют статус временно изъятого имущества, и тогда, в силу требований ч. 5 ст. 171 УПК, следователь либо прокурор должен будет не позднее следующего дня подать в суд ходатайство об аресте данного временно изъятого имущества. Если нет — немедленно вернуть обратно.

Что же мы видим на практике? Правомерный грабеж жилища гражданина, санкционированный судом. Толпа архаровцев с разной степенью интеллигентности выносит двери и крушит мебель с целью отыскания золота, бриллиантов, денег, валюты, драгоценностей, антиквариата и т. п. Какую информацию можно процессуально получить при таком обыске? О том, что обысканный гражданин был зажиточным куркулем, обладал дурным вкусом и космическим жлобством? Ну и что с того? Как это его изобличает по конкретному обвинению? Никак!

Два года назад, в марте 2014-го, еще при генпрокуроре Махницком, следователи «почистили» квартиру бывшего министра энергетики Эдуарда Ставицкого. «42 килограмма золота и 4,8 миллиона долларов наличными, мешочки с камнями, похожими на бриллианты, 16 дорогих часов», — такими результатами обысков хвастался facebook-министр внутренних дел Арсен Аваков. Да хоть три портсигара, три кинокамеры, три куртки замшевых… Что в суд передавать будем как улики, изобличающие Ставицкого? Его золото ничего не доказывает. Тем более что он имеет полное право послать сторону обвинения к чертовой матери и отказаться от дачи показаний. Чем крыть будем? Мешочками с камнями, похожими на фантазии министра МВД? Кстати, прошло два года — где Ставицкий и где приговор суда?

Практика правомерного грабежа зажиточных квартир очень напоминает будни ЧК времен гражданской войны. С одним отличием: чекистам не требовалось устанавливать в суде виновность того или иного лица, они могли поставить к стенке любого, на основании своего внутреннего субъективного убеждения, что перед ними — «контра», враг народа и т. д. Но нынешние следователи все же связаны оковами УПК, и невольно напрашивается мысль, что мы идем к системе революционного правосудия, в котором суд — пятое колесо в телеге. Главное — это смачно провести обыск. А суд? А зачем — все равно все дела в суд или не доходят, или там разваливаются, часто усилиями самих гособвинителей.

Что касается торжественных арестов, то и тут — сплошной конфуз. Понятно, что следствие зачастую руководствуется фазой Штирлица о том, что гестапо зря никого не задерживает. И все же. Несколько примеров.

15 июля этого года ГПУ задержала Анатолия Войцеховского, обвиняемого «в уклонении от уплаты налогов на сумму 12,5 млн грн, а также в создании организованной преступной группы для захвата земельного участка по ул. Закревского, 42 и строительства ЖК «Жемчужина Троещины», завладении во время этого строительства путем обмана денежными средствами граждан на сумму 2,6 млн грн».

17 июля суд его арестовывает с правом внесения залога в размере 14 млн грн — суммы, астрономической для 99% граждан нашей страны. Но уже через десять дней он выходит на свободу, с легкостью внеся вышеуказанную сумму, как будто речь шла о карманной мелочи. О чем это говорит? Войцеховский — социально близкий, родной человек для этой власти. Он оступился, вернее — попался. Это нехорошо, это прокол. Отдай деньги и работай дальше!

Другое дело — коммунистка Алла Александровская. Эту 67-летнюю бабушку задержали и арестовали без права залога за то, что она — страшно сказать — посягнула на территориальную целостность страны путем дачи взятки в сумме 9000 долл. депутатам районного совета, чтобы те состряпали обращение к президенту и парламенту по вопросу федерализации.

Давала она эту взятку или нет — пусть рассудит суд. Но обращаться по любому вопросу к президенту и парламенту у нас имеет право каждый, причем бесплатно, в соответствии со ст. 40 Конституции Украины. Но ее не выпустят. Потому что она — враг, ее преступление гораздо опаснее, чем проделки застройщика-афериста, потому что она вместе с ними не воровала и не делилась и взять с нее нечего. Потому что она посягнула своей точкой зрения на точку зрения нынешней власти. Поэтому будет сидеть.

Этот поэлементный разбор можно обобщить в схему художественной профанации следствия как такового. Делается это по общему шаблону: вначале громкое заявление об открытии «уголовного дела» с многомиллионными суммами и грозными статьями УК. Затем, если этого требует заказчик, проводятся обыски и/или аресты с целью демонстрации серьезности намерений. Затем очень тихо и крайне непублично выпускают под залог взятых под стражу, возвращают за мзду арестованное при обыске имущество, делают переквалификацию обвинения на менее тяжкие статьи УК, передают дело в суд, где его закрывают по амнистии либо с минимальным условным сроком, иногда — штрафом.

Вот самый шикарный пример профанации высшей категории — уголовное преследование известного бизнесмена Геннадия Корбана, чье задержание, а также избрание меры пресечения превратилось в общегосударственную телевизионную Санта-Барбару. Надо отдать должное г-ну Корбану — он сумел с присущим ему чувством юмора обернуть все в трехгрошовый фарс.

Стартовые позиции обвинения состояли в том, что Геннадий Корбан виновен по ст. 255 (создание организованной преступной организации), ст. 191 (присвоение, растрата имущества), ст. 349 (задержание представителя власти или работника правоохранительных органов в качестве заложника) и по ст. 289 Уголовного кодекса (завладение транспортным средством), что в совокупности предусматривает наказание до 15 лет лишения свободы. Но мало кому известно, что приговором Кировского районного суда г. Днепропетровская по делу №203/1161/16-к от 21 марта 2016 года Геннадию Корбану был назначен согласованный с прокуратурой приговор в виде лишения свободы на три года (условно) с отсрочкой исполнения полтора года. При этом, вопреки фактическим обстоятельствам дела, прокуратура переквалифицировала обвинение — вместо особо тяжкого преступления по ст. 349 УК на преступление средней тяжести по ч. 2 ст. 146 УК. Разбег на гривну, удар на копейку…

Или вот — еще одна поучительная история для вкладчиков разоренных банков. 25 сентября 2014 года прокурор Днепропетровска поведал СМИ, что прокуратурой начато уголовное производство в отношении должностных лиц ПАО «Актабанк» за растрату чужого имущества в особо крупных размерах по ч. 5 ст. 191 УК Украины. Общая сумма хищений — свыше 400 млн грн. Установлено, что банк предоставил кредиты четырем ООО на общую сумму 38 млн долл. под залог имущества предприятия, расположенного в зоне АТО (г. Луганск). При этом сумма невыполненных банком требований вкладчиков уже составляла 92 млн грн.

Главное управление Нацполиции Днепропетровской области на письменный запрос сообщило, что данное уголовное производство было передано непосредственно в Генеральную прокуратуру Украины. Надо полагать, как особо важное. Однако заместитель генерального прокурора Юрий Столярчук дал отписку, что подследственность по этому делу определена за прокуратурой Днепропетровской области. Днепропетровская областная прокуратура в свою очередь ответила, что такого дела вообще не существует!

Зато есть другое дело — по ч. 1 ст. 367 УК в отношении бывшего председателя правления ПАО «Актабанк» гражданина И. Шестопалова, который приговором Жовтневого районного суда г. Днепропетровская от 21 августа 2015 года был признан виновным в совершении халатности (!) по ч. 1 ст. 367 УК Украины и наказан штрафом в размере 8500 грн. Мораль сей басни такова: проворовавшийся банкир — это социально близкий попутчик нынешней власти, родная для них душа. Если оступился — надо товарищу помочь! Заплати мзду — и работай дальше!

Давно не воспринимаю выступления говорунов от следственных органов через призму уголовного права. Оцениваю их исключительно по эстетическим качествам с точки зрения высокого искусства — актерское и ораторское мастерство, техника речи, работа режиссера-постановщика, декорации. Но засел во мне злодей Станиславский — и не верит. Не верит, и все!

Когда-то Черчилль по поводу СССР пошутил: я думал, что умру от старости, но теперь я вижу, что умру от смеха. А мне вот не до смеха. Потому что за всеми этими шутками в стиле камеди-клаб скрывается дезорганизация работы следственных органов, подрыв авторитета власти, массовое посягательство на права и законные интересы граждан — потерпевших, которые остаются без ответа и расплаты. Кто за это все ответит? Потому что у каждой проблемы есть фамилия, имя и отчество. Надеюсь, что мы их еще услышим.