Ректор Нацшколы судей Николай Онищук о массовых увольнениях судей, общественном совете и рисках реформы

Николай Онищук, ректор Национальной школы судей, рассказал «Ракурсу» о воплощении законодательных новшеств в области судебной системы и проблемах подготовки судейских кадров:

— Изменения в Конституцию и новая редакция Закона Украины «О судоустройстве и статусе судей», которые в части изменений в Основной Закон вступят в силу 30 сентября, закладывают целый ряд новых подходов, нормативных правил по организации судебной системы и отправлению правосудия.

Возьмем, к примеру, введение антикоррупционных предохранителей. С одной стороны, судьи с 1 января 2017 года получат гораздо более высокую заработную плату, а с другой — существенно усиливается контроль над их деятельностью. Прежде всего с точки зрения добропорядочности. То есть судья практически не сможет легально потратить средства, кроме тех, которые он получает в качестве судейского вознаграждения. Ведь в Украине создано и действует Национальное агентство по предупреждению коррупции, среди задач которого — мониторинг образа жизни судей, прокуроров и высокопоставленных чиновников. И это не декларация, а целая система государственных официальных элементов контроля над образом жизни судей, их состоянием и расходами. Судья должен быть готов объяснить, с кем он ужинал в ресторане и сколько это стоило, почему его видели на пляже в Ницце, каким самолетом он летел и каким классом. Судьи должны осознавать, что, с учетом существенного расширения круга подконтрольных лиц в декларации родственных связей и декларации добропорядочности, под контролем государства и общественности оказались не только они, но и их дети, родители, братья, сестры. К слову, уже известен случай, когда сын судьи был вынужден прекратить обучение за рубежом, поскольку отец не смог объяснить, откуда у него деньги на обучение.

Речь также идет об Общественном совете добропорядочности, который начнет действовать при Высшей квалификационной комиссии судей. Несмотря на определенный скептицизм, стоит отметить, что такой процесс будет проходить чуть ли не впервые — это будет общественный орган, который по закону получит право собирать информацию персонального характера о судье, прокуроре и других лицах, осуществляющих властные полномочия.

— Сама идея привлечения общественности, судя по всему, пока что видится благоприятной. В то же время не вижу панацеи в создании такого совета, в частности, наблюдая за тем, кто и с какой нескрываемой целью временами спешит туда подаваться, активно пытаясь потопить конкурентов. Но и реальных рычагов влияния на кадровые вопросы общественный совет, в соответствии с законом, не имеет.

— До сих пор ни один общественный совет законодательно не получал полномочий собирать информацию персонального характера и, по сути, следить за судьей. Это беспрецедентный случай, и тут скорее стоит бояться не отсутствия влияния такого совета, а обратного — чтобы не было злоупотреблений.

На самом деле я думаю, что влияние этого общественного совета на принятие решений Высшей квалифкомиссией, когда речь идет о карьере судьи и продвижении по службе, будет заметно. По крайней мере, проигнорировать материалы общественного совета, когда они свидетельствуют, например, о недобропорядочности судьи, образе его жизни, не соответствующем присяге, будет сложно. Тем более что речь пойдет о публичных заседаниях.

Так что такие новации, как Нацагентство по борьбе с коррупцией, общественный совет и НАБУ, достойная зарплата и практическая невозможность расходовать средства сверх официальных доходов судьи, создадут ожидаемую новую реальность.

— Надеетесь, что в комплексе оно сработает?

— Уверен, что сработает. Кстати, в этом уверены и судьи, которые сегодня массово пишут заявления об отставке. Прежде всего пишут судьи с большой выслугой, то есть стажем работы более 20 лет, и которые имеют право на пожизненное содержание, то есть надлежащий уровень пенсионного обеспечения. И если бы это было иначе, то судьи бы так не реагировали, они продолжали бы работать и не писали бы этих заявлений. Это аргумент против скептиков и тех, кто говорит, что нынешние законодательные изменения — это очередная нормативная прихоть, не влияющая на состояние правосудия. Я так не считаю.

— Для того чтобы делать выводы, видимо, следует проанализировать, кто именно уходит, по каким причинам. Может, иногда уходят и не самые плохие, потому что кто-то наколядовал себе и потомкам на безбедную жизнь, а кто-то просто устал от ежечасной травли?

— Да, действительно, можно говорить о разных причинах, побуждающих судей подавать заявления об отставке. Но такой тренд есть. Так, последние два года было много психологического давления на судей. Тема очень неоднозначная. Вы знаете, что западный мир исходит из того, что авторитет правосудия должны поддерживать все, начиная с общества и заканчивая властью и чиновниками высокого ранга. И авторитет правосудия необходимо отделять от авторитета конкретного судьи. Даже когда речь идет о конкретном судье, привлечении его к дисциплинарной ответственности, соответствующие меры должны применяться латентно. Если судья соглашается уйти с должности, дисциплинарное производство закрывается. В то же время ряд западных стран платят таким судьям все, что должно быть оплачено по закону, все предусмотренные гарантии, лишь бы он был отстранен от системы правосудия так, чтобы не навредить авторитету правосудия. Поэтому если нет авторитета правосудия, нет правового государства.

Таким образом, массовое увольнение судей — это явление, которое мы сегодня наблюдаем и которое неизбежно привнесет изменения в судейскую реальность. И здесь важно, что государство не применяет принуждения к увольнению.

Еще одной причиной такой отставной активности является то, что теперь судьи смогут получать существенно увеличенное судейское вознаграждение только при условии, что они пройдут квалификационное оценивание. Это касается всех судей, начиная от местного и заканчивая Верховным судом. Многие судьи — и не только те, которые уже имеют достаточную для пенсионного обеспечения выслугу, — также взвешивают, смогут ли одолеть это оценивание. Ведь последствиями его несдачи станет увольнение с должностей. Заметьте, что в новой редакции закона нет положения о переподготовке, следовательно, второй шанс не предоставляется.

— То есть это неуверенность в своих знаниях?

— Да, в основном это неуверенность в своих знаниях, и указанное в первую очередь касается судей, которые попали в судебную систему по протекции, благодаря родственным связям, политической поддержке и т. п. Конечно, покидают должности и другие, есть и образованные, и прекрасно подготовленные судьи. Например, это судьи, которые уже в возрасте, а возможно, пришли в профессию поздно и не имеют 20 лет выслуги. Хотя есть и моральный фактор. Ряд судей, особенно верхнего эшелона, считают эти процедуры унизительными. Здесь возникает еще одна угроза — что из рядов судейского корпуса почти мгновенно, в течение нескольких месяцев или полугода может уволиться критическая масса судей.

— Соответствует ли действительности информация о том, что ушло уже гораздо больше судей, чем прогнозировали сначала?

— Если 3–4 месяца назад количество судей, которые могли подать в отставку, оценивалось примерно в 2000, то сегодня называют уже вдвое большую цифру. Таким образом, мы приближаемся к критической черте. Даже если принять меры, чтобы уменьшить нагрузку на суды, все равно это уже проблема, потому что мы не можем позволить сократиться судейскому корпусу до численности меньше 5000 судей.

Председатель ВККСУ Сергей Козьяков приводил такие цифры: в 150 судах количество судей уже является критическим. То есть там осталась половина или даже меньше судей. Это притом, что требования нового закона еще не начали действовать. Как только они заработают, количество таких судов будет расти в геометрической прогрессии. Тогда возникнет проблема выполнения государством своей конституционной обязанности: обеспечить справедливое, беспристрастное и независимое правосудие повсеместно. Поэтому сейчас на повестке дня, помимо формирования нового Верховного суда, стоит вопрос обновления численности судейского корпуса.

— Какое количество судей и как быстро может подготовить Национальная школа судей?

— Согласно действующему закону доступ к судейской профессии лежит через сдачу отборочных экзаменов, затем 12-месячная подготовка в Национальной школе. Все это требует, помимо самого обучения, процедуры объявления, набора кандидатов, их проверки, что в целом увеличит время до 18–20 месяцев.

Школа ориентирована на подготовку 120–150 кандидатов в год. Понимая, что это не решит проблему подбора необходимой численности новых судей, предлагаем пополнить ряды судей за счет помощников судей. Ведь если увольняется судья, с ним уходит и его помощник, кстати, как правило неплохо подготовленный, порой не менее профессиональный, чем судья. Поэтому в законе появилось положение, предоставляющее возможность Высшей квалификационной комиссии установить особенности отбора и подготовки кандидатов на должность судьи из числа помощников судей. Речь идет в частности о том, что ВККСУ проведет и объявит для помощников судей отдельный конкурс, который будет проходить параллельно (или отдельно) с общим конкурсом. Для них будет предусмотрена сокращенная программа подготовки, ведь у них есть навыки, умения судейской деятельности. И если при обычных обстоятельствах адвоката или просто консультанта — любого, кто желает стать кандидатом на должность судьи, — необходимо готовить 12 месяцев (в частности это стажировка в судах всех юрисдикций, ознакомительные визиты в прокуратуру, органы предварительного расследования, адвокатуру), то помощники судей не нуждаются в таком количестве времени. Поэтому есть возможность сократить учебную программу. Мы пришли к выводу, что минимальное время, необходимое для подготовки помощников судей, составляет 70 рабочих дней. Учитывая способности наших региональных отделений, мы сможем по единой программе подготовить около 400 кандидатов.

— Привели ли последние законодательные изменения к новациям в работе Национальной школы судей?

— С тех пор как я два года назад пришел сюда, мы кардинально пересмотрели систему подготовки как кандидатов, так и действующих судей, отказались от методов преподавания, которые себя изжили. Ведь не секрет, что многие судьи ездили в Киев, чтобы походить по магазинам, выставкам и т. д. Им не всегда было интересно это обучение. Международные проекты, которые работают в Украине в сфере правосудия, были чрезвычайно чувствительны к нашим стремлениям по реформированию судейского образования. Поэтому у нас была возможность ознакомиться с судейским образованием в Европе, США, Канаде, и за это время мы полностью обновили учебную программу для судей. Сегодня это тренинги, интерактив, прикладная тематика, начиная от борьбы с коррупцией, психологическая подготовка, деловая речь, этика, судейская дисциплина, управление временем — то есть много чего, кроме собственно чисто профессиональных тем. Я бы сказал, что больше половины времени занимают дисциплины, которые должны ментально изменить судью. Мы доносим до слушателей, что сегодня есть только один вариант — услышать требования времени. И если они этого не сделают, система их просто вытолкнет. Убежден, что такое большое количество судей, подающих в отставку, — это свидетельство понимания ими неизбежности изменений.

Подчеркну: мы достаточно времени уделяем психологической поддержке судьи, в частности тому, как решить проблему профессионального выгорания, как реагировать на нестандартные ситуации в суде, как противостоять давлению, организовывать свою жизнь в обществе, коммуникации, как общаться со СМИ и т. п. Такое образование будет способствовать изменениям в мировоззрении судьи, даст ему навыки и умения, присущие судьям европейских стран. Впрочем, конечно, мы не можем силой изменить ментальность судьи, а лишь даем ему возможность сделать это, формируем и обучаем. Далее судья сам решает.

— Что касается новаций, то удивила информация о том, что отныне судья не увидит материалов дела до судебного заседания. Но ведь есть дела, состоящие из десятков томов, есть дела меньшие по объему, но очень сложные. Как же можно, чтобы все эти материалы судья впервые увидел уже непосредственно в судебном заседании, и какой в этом смысл?

— На самом деле это уже не так, и именно так и должно быть. С тех пор как были внесены изменения в УПК, прокурор подает в суд только обвинительный акт. То есть он говорит о том, что государство обвиняет этого человека, и на основании этого документа суд открывает производство и назначает слушание. Поэтому в суд приходят обвинение и защита, а судья должен оценить все доказательства виновности или невиновности непосредственно в судебном заседании. Он не должен быть предвзятым из-за того, что уже прочитал тома дела, и думать теперь только о том, сколько именно лет назначить подсудимому. Судебное слушание предполагает непосредственность исследования всех доказательств. Поэтому прокурор говорит: у меня 10 свидетелей, четыре экспертизы — трасологическая, почерковедческая, генетическая и т. д., — я утверждаю, что этот человек совершил преступление, и буду доказывать это уже в судебном заседании. Показания, полученные в ходе досудебного расследования, не будут иметь значения — за некоторыми исключениями. И эти 40 или 20 томов дела судье не нужны. Они остаются у прокурора на столе.

Если следствие проведено качественно, то мы исходим из того, что прокурор владеет информацией, указывающей на виновность лица. Он не может прийти в суд, не имея доказательств виновности. В противном случае суд вынесет оправдательный приговор. Это процессуальный инструмент. Конечно, нам следует реформировать саму прокуратуру, ментально изменить прокуроров. Они должны быть в суде только тогда, когда имеют уверенность и доказательства виновности лица. Но зачастую действует корпоративный компонент, присутствует политическая составляющая или другие мотивы. Есть случаи и обратного — прокуратура действует беспристрастно, зато есть проблема с судом или защитой. Особенно когда на скамье подсудимых богатые и публичные люди.

То есть такой порядок рассмотрения дел является оправданным, более того — единственно конституционным. И это имеет особое значение, когда речь идет о суде присяжных. Это правильный тренд. Рисков и опасностей я здесь не вижу, ведь непосредственность исследования — это всегда залог объективности и состязательности, что позволяет избежать злоупотреблений на этапе судебного разбирательства.

— Это будет правилом для всех судебных специализаций?

— Для всех, хотя есть определенные особенности. Например, хозяйственный процесс в значительной мере письменный. Там, наоборот, свидетелей нет. Административная юстиция имеет свои особенности: там обязанность доказывания своей правоты лежит на органе власти. Этим должны руководствоваться судьи всех специализаций. Они должны исследовать во время судебного заседания доказательства по делу.

Хотя непосредственность исследования доказательств — это прежде всего императив уголовного судопроизводства, ведь там речь идет о судьбоносных последствиях для человека.