О практике вредоносных судебных разъяснений

В последнее время все чаще создается впечатление, что при вынесении решения судьи руководствуются не нормами материального права и даже не процессуальными требованиями, а так называемой судебной практикой — конъюнктурной точкой зрения высших судебных инстанций на рассмотрение данной категории дел. Было бы понятно, если бы под судебной практикой подразумевалась, как и должно, совокупность устоявшихся судебных решений, отражающих сложившийся за многие годы подход к рассмотрению определенных категорий правоотношений.

Парадокс заключается в том, что основополагающее материальное право меняется крайне медленно. Притом, что, например, в Гражданский кодекс было внесено бесчисленное количество поправок, но основные подходы остались неизменными с момента его принятия. Тем более странным и нелепым выглядит шараханье из стороны в сторону, с разворотами на 180 градусов, высших судебных инстанций, уполномоченных обобщать практику и принимать рекомендательные постановления о судебной практике для подведомственных судов.

Все дело в том, что действительно интересные и содержательные постановления пленумов Верховного суда и Высшего арбитражного (хозяйственного) суда принимались преимущественно до конца 90-х годов. Когда еще не властвовал всюду интернет, когда судьи и их помощники еще читали объемные бумажные фолианты сборников законов и наиболее значимых судебных решений, когда писали от руки чаще, чем стучали по клавиатуре.

Эти глыбы судебной мудрости порой интересно читать и теперь. Особенно ценны постановления пленумов Верховного суда УССР, которые по своей разумности, краткости, системному подходу до сих пор остаются непревзойденными. А все потому, что шариковой ручкой много чепухи не напишешь — только суть.

С началом 2000-х годов, когда компьютерная техника заняла пьедестал, качество верховных постановлений резко упало. Сразу стало видно, что писали лоботрясы-помощники по принципу copy-paste, и чем длиннее и непонятнее — тем лучше! Дошло до того, что судебные разъяснения стали еще менее понятны, чем наши идиотские законы. А вместо того, чтобы охарактеризовать сложившуюся судебную практику, дать простым и понятным языком научно-практический комментарий отдельных норм закона, постановления пленумов высших судов стали писать следующим образом: несколько раз подряд повторяют в разных вариациях одни и те же слова из нормы закона, а затем вывод — вот так и следует поступать! А как именно?

Разъяснение существует, в частности, для того, чтобы объяснить другими словами непонятный закон. Ключевой момент — другими словами, простыми и понятными! А не толочь воду в ступе, повторять в 33-й раз одну и ту же никому не понятную строчку из закона. Конечно, когда верховным судьям самим мало что понятно, они и разъясняют соответствующим образом, наводя тень на плетень.

Но примерно с 2009 года наметился новый подход: все чаще стали попадаться разъяснения, которые вообще ни к чему не привязаны — ни к закону, ни к практике, ни даже к логике. Их начали принимать по известной еще с советских времен формуле — «есть мнение». Было мнение одно, суды решали так, стало мнение другое — начали решать наоборот, ссылаясь при этом на одни и те же нормы закона.

Многие постановления пленумов высших судов и другие письменные указания по судебной практике содержат столь чудовищные ошибки и нелепости, что с таким квалификационным уровнем не то что экзамен на судью не сдашь, но даже и сессию в юридическом вузе.

Быть может, они потому и боятся выйти из-за своего «прилавка» и стать в общую очередь кандидатов на судейские должности, что прекрасно знают себе цену?

Небольшой хит-парад «выдающихся» судебных разъяснений.

Одна из ключевых и самых распространенных категорий гражданских дел — споры о признании сделки недействительной. Поэтому краеугольным камнем в работе судов должно было бы стать соответствующее постановление Пленума Верховного суда Украины №9 от 6 ноября 2009 года. Эта «глыба» не только перевернула устоявшуюся судебную практику, но и заставила волосы встать дыбом.

Вначале небольшая предыстория.

В Гражданском кодексе Украины 2004 года есть норма, заимствованная еще из ГК УССР, на основании которой суды годами признавали сделки без нотариального заверения действительными, если они уже были исполнены и если реальное волеизъявление сторон действительно соответствовало условиям такой сделки.

Как правило, речь шла о так называемых домашних сделках с малоценным недвижимым имуществом — гаражами, сараями, приусадебными участками, ветхим жильем, полулегальным самостроем и т. п. Официальное оформление таких сделок слишком дорого или невозможно ввиду запущенности правовой ситуации с регистрацией государственными органами этого имущества. Но поскольку объект собственности существует сам по себе, невзирая на позицию нового Гражданского кодекса, по которой недвижимое имущество существует только с момента госрегистрации, раз есть имущество, то будут и сделки с ним.

Именно для того, чтобы свести реальную жизнь с нереалистичными требованиями Гражданского кодекса, и была введена эта норма ст. 220 ГК, которая узаконивала такие сделки и такое имущество, выполняя роль шлюза между двумя мирами — жизнью и законом. И работала исправно, пока Верховный суд не взялся комментировать.

С точки зрения вышеупомянутого Пленума ВСУ, узаконить можно только ту сделку, которая требует нотариального заверения, но не требует государственной регистрации (а это все сделки с недвижимостью!), поскольку без регистрации государством сделка считается не заключенной, а ничтожной.

Формально верно, но по сути — издевательство, которое перевернуло всю судебную практику до 2009 года! Зачем же тогда эта норма в ГК, если ею нельзя воспользоваться?! А чтобы ни у кого не было сомнений, еще и запретили узаконивать простые письменные завещания. Все для народа!

Но если предыдущие пункты перечеркнули судебную практику за последние 46 лет, с момента принятия еще ГК УССР, то следующий пункт претендует на звание лучшего анекдота.

Согласно п. 21 постановления, «при разрешении споров о признании недействительной сделки, совершенной лицом под влиянием насилия, судам необходимо учитывать, что насилие должно выражаться в незаконных, однако не обязательно преступных действиях. Насильственные действия могут совершаться как стороной сделки, так и другим лицом... Факт насилия не обязательно должен быть установлен приговором суда, постановленным по уголовному делу».

То есть насильственные действия с целью принуждения к имущественной сделке не обязательно должны быть преступными?! Это как — правомерное насилие?

А ведь согласно ст. 189 УК требование передачи чужого имущества или права на имущество или совершения каких-либо действий имущественного характера с угрозой насилия над потерпевшим или его близкими родственниками, ограничение прав, свобод или законных интересов этих лиц, повреждение или уничтожение их имущества или имущества, находящегося в их ведении или под охраной, или разглашение сведений, которые потерпевший или его близкие родственники желают сохранить в тайне, — называется вымогательством и карается серьезными сроками тюремного заключения.

Пример из другой оперы. Вопросы подсудности.

Земельные споры всегда относятся к числу наиболее острых. Вопрос о земле сто лет назад привел к двум революциям и одной гражданской войне. Поэтому рассмотрение данной категории дел нужно вести особо тщательно. Но вот какому суду они подсудны? Хорошо было до 2005 года: один общий суд и один арбитраж — не ошибешься. Но затем наплодили судов, правил подсудности, исключений из этих правил, да так все запутали, что даже пленумы двух высших судов передрались из-за полномочий решать земельные споры!

В 2013 году Пленум Высшего специализированного суда по рассмотрению гражданских и уголовных дел принял постановление №3 от 1 марта 2013 года, в котором явочным порядком за собою застолбил эту категорию дел.

В частности, в п. 7 постановления №3 указано, что в соответствии с этим споры, возникающие из земельных отношений, в которых хотя бы одной из сторон является физическое лицо, несмотря на участие в них субъекта властных полномочий, согласно ст. 15 ГПК рассматриваются в порядке гражданского судопроизводства. Это касается, например, исков о признании недействительными решений органов исполнительной власти, местного самоуправления, в соответствии с законом необходимых для приобретения и реализации права на землю и т. д.

Ага, сейчас! ВАСУ тоже не дремал — и буквально через два месяца передал привет коллегам из ВССУ путем принятия постановления Пленума Высшего административного суда №8 от 20 мая 2013 года, «переиграл» пропущенный гол в свои ворота: «Поскольку порядок выдачи государственных актов на право собственности или постоянного пользования на земельный участок находится в сфере публично-правовых отношений, то споры относительно действий или бездеятельности субъектов властных полномочий по поводу их выдачи подлежат рассмотрению административными судами».

Но вышеизложенный казус вовсе не означает, что конфликт идей возникает только между двумя высшими судами. Бывает так, что в голове одного судьи существуют две мысли прямо противоположного содержания, которые находятся в непримиримой борьбе.

Был такой замечательный уважаемый судья Высшего специализированного суда по рассмотрению гражданских и уголовных дел, заместитель председателя суда Николай Пшонка — старший брат бывшего генпрокурора.

В 2012 году, уже после заявления об отставке по случаю достижения 65-летия, более того — уже после того, как Верховная Рада отправила в отставку судью Пшонку Н. П., — на свет божий явилось письмо ВССУ № 10-1385/0/4-12 от 27 сентября 2012 года «Об апелляционном обжаловании постановлений суда о выдаче/отказе в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда и их рассмотрение». В нем в безграмотной форме, минуя Пленум ВССУ, частное лицо Пшонка Н. П. (подписавшись заместителем председателя суда!) принялся раздавать указания главам апелляционных инстанций о том, чтобы категорически, ни в коем случае не принимали к рассмотрению апелляционные жалобы потерпевших от рейдерских захватов имущества по схеме с исполнительным листом по решению третейского суда.

Речь идет о следующем. В середине 2000-х годов особую популярность приобрела такая рейдерская схема: два гражданина затевают спор в третейском суде относительно права собственности на имущество, принадлежащее третьим лицам. Один из них получает решение третейского суда, которым он признан владельцем. Но третейский суд — это не судебный орган, а практически общественная организация вроде товарищеского суда, чьи решения мало кому интересны.

Другое дело, что «добрые люди» предусмотрели ход: заинтересованное лицо может обратиться в компетентный суд за выдачей ему исполнительного документа суда — исполнительного листа либо приказа хозяйственного суда, который уже будет иметь законную силу и подлежит исполнению органами исполнительной службы.

Все в этой схеме хорошо, кроме одного: потерпевшие никак не желали себя считать лохами и потому подавали апелляционные жалобы на судебные определения о выдаче исполнительного документа.

Надо заметить, что в нашем процессуальном законодательстве действительно есть пробел. В ГПК сказано, что обжалованию подлежит определение суда в отказе выдать такой исполнительный документ. Можно ли обжаловать судебное определение противоположного содержания, закон умалчивает. Тем не менее, суды на свое усмотрение принимали разные решения. Кому-то отказывали в приеме апелляций или принимали апелляции к рассмотрению по сути, но отказывали в просительной части, бывало и такое, что удовлетворяли в полном объеме. Практика сложилась неоднозначная, каждого варианта было примерно поровну.

Именно с целью пресечения подобных безобразий со стороны обворованных апеллянтов господин Пшонка Н. П. и распространил письменное указание всем апелляционным инстанциям гнать таких апеллянтов в шею с их жалобами.

Николай Павлович мотивировал свои указания со всей прямотой:

«Системный анализ частей четвертой — шестой статьи 389-11 ГПК гласит, что апелляционному обжалованию подлежит только определение суда об отказе в выдаче исполнительного листа, а постановление суда о выдаче исполнительного листа направляется сторонам в течение пяти дней со дня его принятия.

Решение КСУ от 27 января 2010 года, 28 апреля 2010 года, 8 июля 2010 года и 2 ноября 2011 года, которым предоставлено официальное толкование статьи 293 ГПК относительно обеспечения апелляционного обжалования определений суда, в которых указано, что в гражданском процессе апелляционному обжалованию подлежат решения суда за исключением случаев, когда такое обжалование запрещено законом, не дают оснований для выводов о том, что решение суда о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда подлежит апелляционному обжалованию.

Так, анализ указанных решений КСУ свидетельствует о системном подходе к пониманию содержания постановлений, предусмотренных частью первой статьи 293 ГПК, и которые обжалуются в апелляционном порядке отдельно от решения суда. Однако по правилам статьи 389-11 ГПК решение суда не принимается, а выносятся определения, и КСУ официального толкования указанной нормы процессуального права не давал.

В связи с изложенным в случае апелляционного обжалования решения суда о выдаче исполнительного листа на принудительное обжалование решения суда судья апелляционного суда, а не суд первой инстанции, выносит постановление о возвращении апелляционной жалобы на основании статей 292, 389-11 ГПК, которая может быть обжалована в кассационном порядке (часть шестая статьи 297 ГПК)».

Трудно даже комментировать это возмутительное со всех точек зрения письмо.

Что значит фраза «не дают оснований для выводов» о праве на обжалование? И что означает «решение суда не принимается»? Суд просто поговорил и разошелся?

Почему КСУ должен давать толкования всех подряд статей ГПК, чтобы ответить на очевидные вещи?

Более того, в письме усматривается вопиющая безграмотность.

Дело в том, что в порядке ст. 293 ГПК обжалуются только те определения, которыми рассмотрение дела не заканчивается по сути. В то же время, согласно ч. 1 ст. 208 ГПК судебные решения излагаются в трех формах: определения, решения, постановления.

Согласно ГПК, рассмотрение вопроса о выдаче исполнительного листа для принудительного исполнения решения третейского суда завершается постановлением судебного определения. Таким образом, определения в данной категории дел носят характер судебных решений и должны обжаловаться в общем порядке!

Но если кто-то полагает, что такой уважаемый судья, как Николай Пшонка, всего этого не знает, то это не так. Примерно за год до этого, 9 ноября 2011 года коллегия судей ВССУ рассматривала дело №6-23699св11 по кассационной жалобе потерпевшего, которого хорошо «обули» на жилой дом. Апелляционный суд Запорожской области жалобу, как водится, завернул обратно.

Но, на счастье этого гражданина, в кассационной инстанции нашлись очень чуткие и грамотные судьи, которые разобрали дело до тонкостей. И все очень точно изложили в определении от 9 ноября 2011 года: «Проанализировав вышеуказанные нормы закона, можно сделать вывод о том, что решение компетентного суда о выдаче исполнительного документа на исполнение решения третейского суда подлежит апелляционному обжалованию лицом, которое считает, что его права выдачей исполнительного листа нарушаются».

Как видите, судьи знают и о форме решения, и о том, что оно обжалуется.

Как вы думаете, кто был председателем такой грамотной квалифицированной коллегии судей? Правильно — Николай Павлович Пшонка!

Завершая наш небольшой хит-парад наиболее одиозных судебных разъяснений, стоит упомянуть постановление Судебной палаты по административным делам Верховного суда от 15 июня 2016 года по делу №826/20410/14, которое уже стало прецедентным и используется многими судами как маяк правосудия.

Дело относится к категории споров вкладчиков разорившихся банков и Фонда гарантирования вкладов физических лиц о включении в списки вкладчиков на выплату гарантированных сумм в пределах 200 тыс. грн.

Раньше, до войны, эти дела были редкими, поскольку банковская система работала более-менее ритмично, были отдельные срывы, но не чаще одного банка в год. Но пришел тревожный 2014 год, и банки посыпались сразу штабелями. Вкладчики ринулись защищать свои права, но не всем были рады назначенные Фондом ликвидаторы банков — многие не нашли себя в списках на возмещение гарантированных сумм. При этом позиция ликвидаторов была половинчата — суть претензий не формализируется на бумаге, просто идет проверка, ждите, вас включат, но когда-нибудь потом.

Люди стали обращаться в суд и восстанавливаться в списках вкладчиков по решению суда.

Два года административные суды рассматривали данную категорию дел, выносили разные решения как в пользу вкладчиков, так и против них, примерно поровну — 50 на 50. И вот наконец-то Верховный суд взялся рассудить как правильно. И рассудил…

То, что постановила Палата по административным делам ВСУ, заставило крепко удивиться и призадуматься как тех судей, кто удовлетворял такие иски, так и тех, кто отказывал по фактическим основаниям из материалов дела. Как оказалось, согласно мнению Верховного суда, данная категория дел… вообще не подлежит рассмотрению в административных судах! Этими спорами должен заниматься… хозяйственный суд!

Палата по административным делам ВСУ мотивировала так: «Коллегия судей Судебной палаты по административным делам и Судебной палаты по хозяйственным делам Верховного суда Украины на совместном заседании уже решала вопрос об устранении расхождений в применении судом кассационной инстанции одних и тех же норм материального права в споре этой же категории и… указала, что на споры, возникающие на стадии ликвидации (банкротства) банка, не распространяется юрисдикция административных судов».

Никто не смог понять: какое отношение споры физических лиц с Фондом гарантирования вкладов, то есть субъектом властных полномочий, о реализации данных полномочий, предусмотренных законом, а также о проведении гарантированных выплат за счет бюджетных денег могут иметь к процедуре банкротства банка? Ведь не за счет же ликвидационной массы делаются выплаты!

На все один ответ: «можно сделать вывод»… А ведь можно его было и не делать!

Меняется все — флаги, памятники и лозунги. Незыблемой остается бессмертное «есть мнение». Фраза, которую уместно высечь в граните напротив Кловского дворца, где расположился наш Верховный суд.