О том, как Украина интегрирует воинов АТО в мирную жизнь, и о лечебном искусстве «непричесанных художников»

О государственной психологической поддержке участников АТО, профилактике суицидов и о том, как искусство «непричесанных художников» помогает вернуться к мирной жизни «Ракурс» беседовал с главным внештатным психиатром и наркологом Минздрава Украины, доктором медицинских наук, директором Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии и наркологии Ириной Пинчук.

— Проблема адаптации военных к мирной жизни стоит остро во всех воевавших странах. Посттравматический (или афганский) синдром — это бомба замедленного действия, которая может ударить по всей нации. Страну может накрыть волна криминала. Не секрет, что в свое время многих афганцев, оказавшихся не у дел, втягивали бандитские группировки. Если обратиться к опыту Израиля, то в этой стране военных, вышедших из зоны боевых действий, вначале отправляют на своеобразный «карантин» — в специализированный реабилитационный центр, — и только после этого они возвращаются на гражданку. Ирина Яковлевна, разработана ли в Украине государственная программа психологической поддержки, реабилитации для участников АТО?

— В нашей стране пока нет стройной системы государственной психологической поддержки для тех, кто прошел АТО. Однако это не означает, что у нас нет возможностей. С началом военных действий на рабочих группах я не единожды предпринимала попытки в дискуссии с коллегами оперативно выстроить такую систему, очень переживала, что не удается быстро решить все проблемные вопросы. Изучение опыта таких стран как Грузия, Хорватия, Израиль, показало, что систему нельзя создать даже за год или два, это заставило меня немного «успокоиться». Например, в Хорватии первая государственная реабилитационная программа для участников военных действий, переселенцев была принята спустя пять лет после завершения войны. Не нужно забывать, что Хорватия намного меньше Украины.

Еще один немаловажный момент: специалистов, которые должны принять согласованное решение, много, и зачастую мнения у них расходятся. К тому же в Украине участники АТО получают медицинскую помощь в учреждениях, которые находятся в подчинении разных ведомств — Минобороны, Министерства здравоохранения, Минсоцполитики, Национальной полиции, ГСЧС... Сегодня мы как специалисты Минздрава должны обеспечивать помощь демобилизованным, то есть тем, кто уже не находится в подчинении Минобороны. Безусловно, им необходимо проходить обязательный профилактический осмотр. И не только определять состояние души, но и физическое здоровье, например, наличие инфекционных заболеваний и т. д. К сожалению, на практике пока такой подход не получается осуществить в полной мере. На рабочих группах специалистами поднимался вопрос, чтобы бойцам не ставили штамп в военном билете о демобилизации, пока они не пройдут подобный осмотр. Если человека отпускают, где его потом искать медицинскому работнику и как предложить медицинскую помощь? Ведь мы можем делать свою работу, когда люди к нам приходят. Законодательное взаимодействие на сегодня еще не урегулировано.

Еще один момент. Возвращаясь в мирную жизнь, военнослужащие, как правило, идут в первую очередь за социальной помощью и юридическими услугами. Поэтому логично, чтобы в территориальных центрах были психологи или социальные работники, прошедшие психологическую подготовку. Например, в Грузии, чтобы привлечь переселенцев для оказания психологической помощи, предлагали минимальные медицинские услуги — измерить давление, сделать анализ крови. Такие небольшие передвижные центры медпомощи открывались в местах проживания переселенцев. На приеме обсуждалась возможность работы с психологом, и, как правило, люди соглашались.

Однако в Украине такая система не срабатывает в той мере, в какой мы рассчитывали. Во-первых, у нашего населения, в том числе и участников АТО, нет культуры психического здоровья. Привить ее в одночасье не удастся — несмотря на множество материалов, сюжетов в СМИ о необходимости психологической помощи. Во-вторых, на этой теме нередко попросту спекулируют. Нужно говорить о том, что в ненормальных условиях войны возникают нормальные для такой ситуации реакции. По прошествии определенного промежутка времени, как правило, человек восстанавливается. Сработал защитный механизм, организм отреагировал на ненормальную ситуацию повышенным давлением, тревогой, расстройством сна, тахикардией, но потом приходит в норму. Лишь определенный процент людей будет иметь последствия, действительно требующие помощи специалиста.

Сегодня военнослужащим (я очень много слушаю их выступления, беседы) не нравится, что им всем без разбора предлагают психологическую помощь. По их мнению, это означает, что со здоровьем не все в порядке. Это стигматизирует. Само слово «помощь» их также не устраивает, они замечают, что «возможно, нам нужна психологическая поддержка». Многим не нравится слово «реабилитация». Ведь этот термин говорит о том, что у человека есть проблемы, которые нужно решать, восстанавливать и возвращать то, что было раньше. Участники АТО утверждают, что после войны они стали совершенно другими, а стать такими, как раньше, нереально: «Нам нужна не реабилитация, а поддержка в интеграции и адаптации нас, измененных, в условия, в которых мы жили раньше».

В этой связи интересен опыт Израиля, который показал: если решить в первую очередь социальные вопросы, вопросы интеграции участников боевых действий в мирную жизнь, то почти 70% из них вовсе не нуждаются в психологической помощи. Если оставшимся 25–30% оказать психологическую поддержку, то в высокоспециализированной помощи психиатров будут нуждаться единицы.

Если солдат будет уверен, что по возвращении с войны он получит определенные социальные льготы, его ждет рабочее место или ему обязательно предложат другую работу, то есть он будет полезен и нужен обществу, своей семье, у него возникнет меньше стрессовых факторов.

Именно поэтому следует переносить акценты. Наверное, на «передовой» при оказании поддержки должны стоять социальные работники, имеющие психологическую подготовку. Ведь именно от социальных работников, от того, как они работают с военнослужащими, как решают их социальные вопросы, зависит многое. К ним не относятся настороженно, как к психологам и психиатрам, они вхожи в семьи, поэтому социальным работникам гораздо проще оказывать психологическую поддержку.

— Ведется ли официальная статистика, сколько воинов АТО побывали в психиатрических учреждениях? Многие специалисты считают неправильной ситуацию, когда военных, страдающих ПТСР, помещают в «психушку». И отмечают, что действительно нуждающихся в психиатрической помощи среди них несколько процентов.

— Мы начали вести официальную статистику с 2015 года (по учреждениям, находящимся в ведомстве Минздрава). Нас, психиатров, обвиняют в психиатризации общества, в том, что психиатры заменяют психологов. Но разве мы могли отказать в помощи, если люди обращались к нам?

Итак, за 2014–2015 годы в психиатрических отделениях по всей Украине пролечились около 4000 участников АТО. Больше всего во Львовской, Черниговской и Черновицкой областях. Примерно каждый четвертый поступал с посттравматическим стрессовым расстройством. 131 человек с психотическими эпизодами [тяжелыми психическими расстройствами]. Очень мало с депрессивной реакцией. Были люди с острой реакцией на стресс. Настораживает, что каждый третий пациент попадал к нам из-за употребления психоактивных веществ. Сейчас мы пытаемся проанализировать все эти цифры.

Это официальная статистика. Ясно, что многие пытаются избежать оказания помощи в государственных структурах. И если вначале не было альтернативы, то теперь мы поняли, что нежелательно лечить военнослужащих в психиатрических учреждениях. Поэтому решено было открыть профильное отделение в госпитале для ветеранов, который находится в компетенции Минздрава Украины.

Украинский государственный медико-социальный центр ветеранов войны в с. Цыбли рассчитан на 600 мест. Раньше здесь лечились ветераны Великой Отечественной войны, сейчас больше проходят лечение участники АТО. Сначала сотрудники нашего института ездили туда, консультировали военнослужащих, далее назрела необходимость в создании психиатрического отделения, которое и было официально открыто в ноябре прошлого года (на 30 коек). Были разработаны положение, критерии для госпитализации, проект программы реабилитации. Данное отделение сегодня является основным, то есть сюда могут направлять военнослужащих из психиатрических больниц. Важно, что лечение проходит в условиях госпиталя, где есть также другие отделения, такие, как, хирургии, травматологии. Зачастую это очень актуально для участников АТО, таким образом, они могут получить комплексное лечение.

Мы прилагаем все усилия, чтобы даже участковые психиатры направляли демобилизованных не в психиатрический стационар, а в госпиталь. Военных госпиталей по Украине насчитывается сегодня 29, но не в каждом надо открывать психиатрическое отделение. Мы составили методические рекомендации, сейчас работаем над пособием, где изложен алгоритм создания такого отделения. Поэтому те, кто посчитает такой шаг необходимым, могут воспользоваться нашей «дорожной картой».

— Ведется ли статистика суицидов среди тех, кто воевал в зоне АТО? Возможно, такой анализ помог бы выявить факторы уязвимости и принять превентивные меры? Мне удалось побывать на лекции главного психиатра Армии обороны Израиля Мики Дорона, который озвучил факторы, повышающие вероятность развития ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Это слишком молодой или пожилой возраст. Еще один фактор риска — низкий социальный статус, то есть отсутствие друзей или семьи, безработица. Ощущение дополнительной силы военным придает то, что страна любит своих защитников.

— Это тема серьезная. Надо сказать огромное спасибо Ольге Богомолец, которая с самого начала военных действий на востоке Украины подняла этот вопрос и озвучивала цифры, свидетельствующие, что после Вьетнамской войны суициды унесли больше жизней, чем сами военные действия. К сожалению, у нас нет статистики после военных действий в Афганистане. Был поднят вопрос об обязательном фиксировании всех случаев суицидов среди участников АТО. Это не должна быть просто механическая фиксация. Чтобы проводить превентивные мероприятия, необходимо знать, почему эти люди совершают самоубийства. В перспективе Украине нужна государственная программа профилактики суицидов.

В нашем институте была разработана анкета, состоящая из определенных блоков: семейное положение, эпидемиологическое, психологическое состояние, социальный статус, где и как воевал и т. п. Эту анкету мы разрабатывали совместно с психологами Нацполиции. Ее утвердили, и теперь следователи при возбуждении уголовного дела, связанного с суицидом, заполняют такую анкету. Далее она поступает нашим сотрудникам, мы ее анализируем. Такая работа идет с июня прошлого года. На сегодня пришло более 100 анкет.

За период с 1 мая по 31 декабря 2015 года было получено для анализа 36 анкет (заполненных следователями) по факту суицида среди бойцов АТО.

По результатам: наибольшее количество самоубийств было совершено в летний период с июня по август (37%), весной — 26%, осенью — 23%, зимой — 14% случаев. Преобладающий возраст — от 19 до 40 лет.

Наибольшее количество случаев суицида зафиксировано среди бойцов родом из Днепропетровской области (13%), каждый десятый — из Львовской, 8% — среди жителей Кировоградской области. Другие области представлены более равномерно двумя или единичным случаем.

Только в двух случаях у бойцов в прошлом уже были попытки самоубийства, или же были случаи самоубийства в семье. В остальных 93% суицидальные попытки совершены впервые. 57% бойцов в момент совершения самоубийства находились в состоянии алкогольного опьянения.

— 22 июля в киевском Музее Шолом-Алейхема открылась выставка «Зсередини art brut» (выставку можно посетить с 22 июля по 22 августа 2016 года). Это необычное мероприятие, ведь полотна рисовали воины АТО. Глядя на работы, не верится, что картины принадлежат непрофессионалам. Основная идея выставки, организованной при помощи вашего института, — показать, как искусство может стать лекарством, помогая выходить из стрессовых состояний и посттравматических синдромов. Расскажите об этом проекте подробнее.

Art brut (фр. — грубое искусство, здесь — необработанное, неограненное искусство) — термин, введенный французским художником Жаном Дюбюффе для описания собранной им коллекции картин, рисунков и скульптур, созданных непрофессиональными мастерами, которые как с общественной, так и с психической точки зрения являются маргиналами (душевнобольные, инвалиды, заключенные, чудаки — одиночки, медиумы). Их работы носят в высшей степени спонтанный характер и практически не зависят от культурных шаблонов. В частности, art brut не считается с конвенциями правдоподобия, живописной перспективы и условных масштабов, не признает разграничения реального и фантастического, иерархии материалов и т. п.

— В конце прошлого года наш институт организовал очередной всеукраинский социальный проект — арт-терапию военнослужащих в виде изотерапии. Мы выбрали шесть медучреждений. Два из них находятся в ведомстве Минобороны — Главный военный клинический госпиталь (Киев) и военный госпиталь в Одессе. В проекте также принимал участие Украинский государственный медико-социальный центр ветеранов войны Минздрава Украины (с. Цыбли) и три психиатрические больницы — в Запорожье, Черновцах и Одессе. В этом социальном проекте мы вряд ли могли обойтись без помощи спонсора, и одна из фармацевтических компаний помогла нам приобрести профессиональные полотна и краски. Курировал проект бывший военный психолог из Израиля Альберт Фельдман, он также проводил тренинг с психологами.

Рисовать полотна начали в январе, а уже в апреле была проведена первая выставка в рамках Всеукраинской конференции психиатров. Было выставлено более 50 работ; те, кто занял призовые места, были награждены дипломами. С 22 июля работы можно увидеть в Музее Шолом-Алейхема. Следующую выставку мы хотим провести в «Мыстецьком Арсенале», а затем в Замке-музее Радомысль.

— Вы довольны результатами такой терапии?

— Мы даже не ожидали таких поразительных результатов! Психологи вначале с опаской говорили: «Зачем нам холсты? Может быть, просто на листочках А4 рисовать карандашами?». Был комплекс и у самих военнослужащих. Вначале они использовали карандаш и обычные листы, а потом потихонечку под руководством психологов начинали рисовать на полотнах. Получились такие работы... Мороз по коже! Очень много картин, где военная тематика переплетается с религиозной. Безусловно, часто встречается военная тема — и танки, и солдаты. Есть цветы. Абстракционизм. Встречаются настолько интересные работы, что их отметили и профессиональные художники, увидев несомненный талант.

Кстати, когда я начала координировать социальные проекты по арт-терапии, то впервые узнала, что профессиональные художники с огромным удовольствием ходят на выставки работ наших пациентов. Их картины просто фантастические! Под «нашими» я имею в виду тех, кто страдает тяжелыми психическими расстройствами и требует постоянной терапии. Это не касается авторов работ сегодняшней выставки, к этой категории их отнести нельзя. Просто так случилось, что в определенный период жизни у этих людей случилась травма души, и они обратились к нам за помощью.

Не секрет, что профессиональный художник иногда, чтобы достичь нужного эмоционального состояния и отобразить его на картине, должен каким-то образом ввести себя в такое состояние. Здесь у каждого свои рецепты... Наши пациенты находятся в свободном полете, то есть искренне рисуют свои чувства и эмоции. Для того, чтобы поймать волну, ощутить ее, профессиональные художники и посещают такие мероприятия.

В Украине арт-терапия пока еще в тени, не систематизирована, не анализирована. Это направление развивается, и мы будем в этом плане работать. В моей практике очень давно был первый опыт, который произвел неизгладимое впечатление. В психиатрическую больницу поступила пациентка с тяжелым психическим расстройством, которая начала рисовать с первого дня. Она нарисовала темную картину, на которой была изображена красивая женщина с раной у виска. Из раны текла алая кровь. Мы посмотрели на ее работу, обсудили состояние пациентки, назначили лечение. Девушка пролечилась и через время нарисовала другую картину. Это была та же красивая дама, но с совершенно иным, позитивным выражением лица, краски были яркими и светлыми, а на месте раны у виска теперь был нарисован алый цветок. Когда мы положили две картины вместе, я впервые так наглядно увидела, как эмоции, состояние трансформируются и человек выздоравливает.