Больше, чем может вынести душа

Как сообщают первые же титры этого незамысловатого документального фильма без названия, он не для показа в СМИ. Его герои, обитатели психоневрологического интерната, дают небольшие интервью, в которых человеческого, искренности, а порой и здравого смысла больше, чем в выступлениях наших высших должностных лиц.

По этическим соображениям, лица пациентов частично скрыты.

Мне жаль, что я не вижу их глаз. Но это помогает сконцентрироваться на словах, интонациях, голосе, не отвлекает от мимики, заставляет всматриваться пристальнее и слышать больше.

Простые мечты, которые и мечтами-то назвать можно с натяжкой, но сбыться им не суждено. Даже научиться, наконец, грамоте.

А планов здесь не строят.

Незамысловатые жизненные истории, в которых одна сторона практически без прав, а другая решает извечную трудную дилемму родни душевнобольных — сложный человек или его квартира — почти всегда в пользу жилплощади.

«Не переживайте из-за того, что вам рассказали здесь», — говорит молоденькая обитательница интерната интервьюеру, произнося это так, что от совершенно неожиданной эмпатии — надолго ком в горле.

Мы, недообследованные, обычно называем их психами.

Их движения подчинены иным ритмам и обращают на себя внимание то ли странной скованностью, то ли нелепыми акцентами походки. Их тела нередко плохо пахнут. Находиться с ними рядом всегда мучительно некомфортно, а часто — страшно.

Но если вам хватит духу заглянуть в их глаза, и не отвести собственные сразу, может быть, вы получите шанс увидеть отблеск иных миров. Тех, что не отпускают своих избранных пленников, обрекая их быть изгоями на пути, видимом непосвященным. Многострадальные «пришельцы», по воле судеб затерявшиеся в реальностях, в той из них, которой ограничены все мы, безысходно и мучительно несут свою земную боль.

Загляните когда-нибудь, при случае. На мгновенье, осторожно, не выпуская из рук обратный билет.

Зачастую им уже не суждено покинуть места, в которых запирают отловленные нездоровые души. В рамках скудного человеческого разумения и столь же ограниченных ресурсов их оберегают от них самих, а главное — от них оберегают остальных, тех, кому посчастливилось не выйти за эти рамки так, чтобы это стало заметно окружающим. «Психиатрия — наука не слишком точная?» — спросила я когда-то Семена Фишелевича Глузмана. «Психиатрия не наука, — ответил он. — В психиатрической практике неправового государства слишком много влияния окружающего мира. С его несправедливостью, жестокостью, аморальностью».

Мне всегда казалось, что в подобных местах скорби — от тех, где месяцами безнадежно всматриваются в грубо побеленный потолок крошечные люди, не нужные даже собственным родителям, до психбольниц — могут работать только две категории людей: святые или садисты. Потому что обычный человек, наверное, не в состоянии день за днем чувствовать собственное бессилие помочь чужому безысходному горю. Но мир гораздо более многообразен. И главная опорная сила таких мест — безэмоциональный, выгоревший контингент.

Цикл бесед с пациентами завершает интервью с доктором. Он сразу выпаливает, что 14 лет уже как может быть на пенсии, но работает, потому что нуждается. И что для провинившихся пациентов у него есть собственное особое средство. Не скажет, какое, — упрямо интригует врач со странноватым выражением лица…

Если бы не белый халат, доктора легко было бы спутать с пациентом, столь эффектную собственную «картину мира» явил он буквально за пару минут разговора: враждебное в общем окружение, очень злые завистливые соседи, что всегда, по его мнению, рады чужой беде, и такая искренняя вселенская тоска, что начинаешь верить — психические заболевания бывают заразны.

…Я рада, что не вижу их глаз. Не потому, что смотреть в разбитые зеркала — к несчастью. А потому, что все это гораздо больше того, что может вынести душа.

P. S. «Ракурс» будет подробно рассказывать о преобразованиях,  осуществляемых в Украине под эгидой фонда Глобальная инициатива в психиатрии.