Новости
Ракурс
Голодомор: Миллионы жертв и сотни тысяч палачей. Почти все безымянные — и те, и другие

Семен Глузман: О голоде и голодовках протеста

Несколько лет назад я выступал с рассказом о своем прошлом перед молодежной аудиторией. Потом, подкрепляясь чаем с печеньем в кабинете проректора, мы заговорили о восприятии прошлого молодыми украинцами. Средних лет дама, профессор местного университета, предварительно извинившись, произнесла следующее: «Не обижайтесь, но я считаю нужным сказать вам о том, что сегодня ваши слушатели, студенты первого курса, вежливо промолчали, когда вы говорили о КГБ. Они ничего не знают об этом. Как и о Ленине, Сталине. Наши студенты в основном из сельских семей, и их будущая профессия далека от истории…» Я не обиделся. Потом стал осторожнее.


.

Неделю назад мне позвонила дочь моих знакомых, студентка-психолог. Она регулярно читает мои публикации. Леся задала мне, как ей казалось, профессиональный вопрос: как я могу объяснить отличия между принудительным голодом в Украине в 30-е годы прошлого века и добровольными голодовками протеста советских политических узников в 70-е и 80-е годы?

Ее короткий вопрос стал для меня неожиданным и поначалу показался странным. Несерьезным. Сейчас понимаю: рядом с нами живут молодые люди, в большинстве своем не знающие имен и явлений, которые ранее были ежедневными реалиями человека, жившего в СССР. Знаменитый психиатр Виктор Франкл, выживший в нацистском концентрационном лагере, заметил: «У каждого времени свои неврозы, и каждому времени требуется своя психотерапия». Человек — это больше, чем психика. Человек — это дух. Такое далекое от вульгарного материализма определение позволяет объяснить многое, в том числе и отличия в реакции на угрозу смерти.

У моего лагерного товарища, латвийского партизана «лесного брата», в 70-е годы заканчивался 25-летний срок заключения. Он был арестован в послевоенные годы и находился в сталинском лагере вместе с осужденными немецкими военнопленными. Они работали на угольной шахте, спали в холодных сырых бараках и испытывали постоянное чувство голода. Голод был одним и тем же, но люди отличались. Иными словами, скудные калории лагерной пищи не уравнивали заключенных. Пищевое поведение у них было различным. Так, мой лагерный товарищ рассказывал: «Тяжелее всего голод переносили военнопленные немцы. Привычные с детства к здоровой обильной пище, они часто сходили с ума, искали в мусоре давно обглоданные рыбьи кости, варили их в жестянке на костре. Когда я видел такое, то понимал: эти скоро умрут. А я вырос в небогатой семье, да и годы сопротивления советам… Я не был избалован, поэтому выжил».

Смерть всегда была рядом с ними, но самоубийства в этой среде были нечастыми. Думаю, тогда редко у кого из узников возникали мысли о смысле жизни, справедливости и прочих патетических категориях. Другой мой сотоварищ, солдат УПА Васыль Пидгородецкий, отдавший тоталитарному Молоху в тюрьмах и лагерях 37 лет своей земной жизни, рассказал мне жуткую историю, которую он наблюдал в сталинском лагере в Казахстане.

Ранним утром, построив заключенных в пятерки, начальник лагеря переводил их из жилой зоны в рабочую, в шахту. Однажды военнопленные японцы нарушили строй, быстро создав свои, японские, пятерки. Их неформальный лидер, бывший офицер, громко потребовал от начальника зоны: «Дай риса!». Японцы хотели хотя бы иногда получать в пищу рис. Начальник зоны сначала опешил от неожиданности, а потом с угрозами выматерился. Японский офицер взмахнул рукой, и первая пятерка, что-то выкрикнув на японском языке, шагнула в пропасть шахты. Офицер повторил свое требование. Начальник зоны в ярости бросился к нему… По взмаху руки в пропасть шагнула вторая пятерка. После самоубийства третьей пятерки побелевший от страха начальник пообещал японцам давать рис. Японцы… другая культура, да и совсем другие обстоятельства. Сталин не жалел никого, ни своих, ни чужих. Но ему очень нужен был уголь. Украинские крестьяне Сталина интересовали только один раз: забрать у них весь хлеб, а после этого пусть подыхают… Такой вот был у него менеджмент, эти вечные бунтари ему только мешали.

Я стал узником в 1970-е. Другая эпоха, иное, более мягкое, советское государство. Другие относительно мягкие условия в политических лагерях. Мы не испытывали постоянного острого голода. Именно поэтому некоторые из нас в значимых эмоциональных ситуациях объявляли многодневные голодовки протеста. Одним из таких часто протестующих был я. Попытаюсь объяснить суть этого достаточно парадоксального поведения.

Философ Кьеркегор различал два вида страха — Furcht и Angst. Первый — это аффект перед лицом враждебного мира, который хочет уничтожить конкретного человека, причинить ему страдания. Этот страх относится к бытию и объясняется знанием того, чего следует бояться. Поэтому он связан с мужеством, смелостью, сопротивлением, которые помогают преодолевать страх.

Angst — страх мировоззренческий, зачастую болезненный, это неопределенное, ненаправленное чувство, не обоснованное конкретными причинами настроение. Я не случайно пишу здесь об эмоции страха. Страх смерти от голода в Украине в 1933 году относился непосредственно к бытию — это Furcht. Умирая от голода, люди знали, чего следует бояться — сталинского государства. Но они уже умирали… Думаю, это существенное замечание при описании и анализе той человеческой трагедии. Страх смерти у жертв Голодомора не был Angst.

Хочу отметить: я не был чемпионом в этом весьма специфическом жанре сопротивления. Мустафа Джемилев голодал дольше меня. Но никто из нас никогда не голодал, требуя отмены советской власти, раздела СССР на самостоятельные государства, переизбрания Брежнева. Причины этих протестов всегда были приземленные, мелкие, касающиеся нарушения прав заключенных, игнорирования КГБ и лагерным начальством положений закона и нормативно-ведомственных актов. Для нас эти мелочи были важными, яркими, эмоционально определяющими наше поведение. Так мы защищались. Мы знали: в силу разных причин государство боится смерти каждого из нас. Повторюсь: потребность и вопрос о смысле жизни возникают именно тогда, когда человеку живется хуже некуда.

Но что бы ни происходило с нами и вокруг нас тогда, мы надеялись. Да, и на помощь Запада, который знал о наших страданиях. Мы не думали о том, что человечные люди в любой стране являются меньшинством. И, главное, даже в этой ситуации у нас не было чувства обреченности. Потому что каждый из нас знал — он может сам прекратить это самоистязание.

Феномен принудительного, управляемого государством Голодомора был совершенно иным. Миллионы обреченных на смерть от голода украинских крестьян не объявляли голодовки. Их убивало государство, предваряя их протесты. Протесты крестьян, не желающих жить и работать в колхозном рабстве. Заодно забирая у них плоды их прежнего труда, в первую очередь урожай зерна. Хлеб. Государство Сталина не боялось смерти своих граждан, наоборот, оно делало все возможное для убийства миллионов голодом.

Сегодня профессиональные историки шаг за шагом восстанавливают содеянное Сталиным и его окружением. Это тяжелый труд. Миллионы жертв и сотни тысяч палачей. Почти все безымянные — и те, и другие. Горькая правда состоит в том, что среди палачей, искренне выполнявших свой коммунистический долг, были люди, позднее прозревшие. Осудившие свое прошлое и саму коммунистическую доктрину. Назову одного — Петр Григорьевич Григоренко, советский генерал и известный диссидент. В 20-е и 30-е годы он, как и многие другие молодые граждане той страны, находился в своеобразном смысловом вакууме. Этот феномен описан в книге Роберта Джея Лифтона «История и человеческое выживание». Он заметил: люди наиболее готовы убивать, когда они находятся в смысловом вакууме.

Да, убийцами, во всяком случае сопровождающими массовые карательные акции, были и врачи. Часть смертей от массового голода — их вина. Но известны конкретные случаи спасения умирающих от голода врачами в психиатрических больницах. Американский исследователь Р.Н. Грей в 1969 году пояснил этот феномен дегуманизации медицинской профессии: «За время обучения медицине цинизм у студентов возрастает, а гуманность уменьшается. После завершения образования эта тенденция уменьшается, возвращение к нравственности в профессиональном поведении преобладает. Но не у всех».

Леся, я сумел ответить на ваш вопрос?

Последствия Голодомора-геноцида в Украине


Заметили ошибку?
Выделите и нажмите Ctrl / Cmd + Enter