Душа или кошелек: за что сражаются ловцы

Недавно мы рассказывали о том, как одна православная община с Донбасса пять с лишним лет вела борьбу за право выхода из-под опеки Московского патриархата. Члены Свято-Сретенской общины решились сменить каноническую принадлежность из идеологических соображений. Жители небольшого города на Донбассе, пережившего оккупацию боевиками и освобожденного ВСУ, не хотели оставаться в лоне церкви государства-агрессора. Долгая изнурительная борьба завершилась в феврале победой общины в Верховном суде Украины.

Конфликты, возникающие из-за смены конфессиональной принадлежности, имеют две стороны. Первая — идеологическая: свобода совести и выбора, религиозные и общечеловеческие убеждения членов общины верующих. Церковь Московского патриархата (как, впрочем, любая церковь) — мощнейшее орудие обработки сознания, она оказывает огромное влияние на тех, для кого понятия «религия» и «духовность» идентичны, и терять это влияние церковь ни в коем случае не хочет.

Но есть и вторая сторона, не менее важная: деньги. И деньги огромные. После вручения предстоятелю ПЦУ Украины томоса о каноническом признании украинской церкви Вселенским патриархом и создания объединенной Православной церкви Украины горячо обсуждается еще одна тема: кому принадлежит церковное имущество, и не будут ли его силой отбирать у одной церкви и передавать другой?

А действительно, кому оно принадлежит?

Государство не вмешивается в дела церковные

Сначала все же поговорим о свободе совести. Восставшие против УПЦ МП члены Свято-Сретенской православной общины, проиграв своему «бывшему» митрополиту в судах первой и апелляционной инстанций, обратились в Верховный суд с основным аргументом — суды нарушили положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Закон Украины «О свободе совести и религиозных организациях».

В Конституции (статья 35) сказано, что церковь и религиозные организации в нашей стране отделены от государства. Государство не вмешивается в дела церковные, если церковь, в свою очередь, не нарушает законодательство, не посягает на жизнь, здоровье и достоинство граждан, не нарушает права других граждан и организаций.

Это, так сказать, база. Закон о свободе совести более детален, в нем четко сказано, что каждый имеет право исповедовать религию, менять религию или не исповедовать никакой, свободно участвовать в культовых отправлениях и открыто выражать и распространять свои религиозные или атеистические убеждения. (Об агностиках в законе ничего, и это довольно обидно.)

Обязательной религии нет (как бы ни старались члены одной политической партии использовать православие в своих лозунгах в качестве одного из направлений государственного строительства).

Единственно возможный логический вывод: члены церковной общины — свободные люди и вправе решать, в какой церкви им молиться или вообще ни в одну из них не ходить.

Тогда возникает еще один вопрос: не являются ли попытки вернуть взбунтовавшуюся общину в лоно церкви вмешательством в право на свободу совести и вероисповедания? Оказывается, на него еще в 2007 году ответил Европейский суд по правам человека в деле «Свято-Михайловская Парафия против Украины». Между прочим, на выводы, к которым пришел ЕСПЧ, есть ссылка в решении Верховного суда, вступившегося за право членов Свято-Сретенской общины на выход из-под опеки Московского патриархата.

Сама история настолько интересна, что заслуживает небольшого отдельного рассказа.

Битва за храм

Итак, в далеком 1989 году в Киеве на левом берегу образовалась религиозная община Русской православной Церкви, у которой была цель — построить храм в честь 1000-летия крещения Киевской Руси.

В марте 1992-го, когда активно шел, но еще не закончился процесс образования УПЦ КП, члены общины намеревались сменить конфессиональную принадлежность и примкнуть к одной из зарубежных православных церквей, но после окончательного разделения на Киевский и Московский патриархаты община решила примкнуть к Московскому. Тем временем шло строительство храма.

Этим активно занимался председатель совета общины. Вот на почве строительства и стали возникать конфликты между членами сообщества. Разрешить возникшие недоразумения взялась специальная комиссия, созданная Московским патриархатом. Речь шла о деньгах на строительство и благотворительность. О каких суммах? Например, председатель общины обвинил священника в том, что тот «незаконно использовал благотворительные средства» в размере… 2 880 000 долларов США.

Разборки внутри общины привели к тому, что большинством голосов ее члены решили перейти из Московского патриархата в Киевский.

От КП был назначен новый настоятель, председатель общины подал документы на перерегистрацию в КГГА. Это было в конце 1999 года. А с 1 января нового 2000-го началась жара!

Вечером 1 января около двухсот духовных лиц и православных мирян (все — Московского патриархата) захватили недостроенную церковь. На следующий день уже более трехсот адептов Московского патриархата провели собрание и выбрали новый состав собрания общины и тоже отправились в Киевскую городскую государственную администрацию регистрировать документы. «Старое» руководство пошло в прокуратуру и суд, требуя защитить имущество, и его публично поддержал сам архиепископ Филарет УПЦ Киевского патриархата.

В общем, две общины вступили в лютый бой за недостроенную церковь, имущество и автомобиль, приписанный к культовому сооружению. Описание острой стадии конфликта, в которой участвовали Киевская горгосадминистрация, милиция, прокуратура, суды, налоговая, народные депутаты, занимает много страниц и по накалу страстей не уступает хорошему детективу. В деле поучаствовали и церковные иерархи. Архиепископ УПЦ Киевского патриархата, например, обращался в районную электросеть с просьбой отрубить свет в церкви, захваченной патриархатом Московским. Но поскольку это дело двадцатилетней давности, душераздирающие подробности мы опустим.

Коротко: «киевские» верующие судились с КГГА, которая отказалась регистрировать их. Дело проиграли во всех инстанциях и решили обратиться в Страсбург. ЕСПЧ взял за основу уже упоминаемые выше Конституцию и украинский закон о свободе совести и религиозных организациях, а заодно и хозяйственные законодательные акты Украины. И в украинском законе о свободе совести и религиозных организациях судьи из Страсбурга нашли существенные прорехи.

Закон хороший, но все же дырявый

Закон наш — один из лучших в Восточной Европе, однако некоторые его положения не вполне ясны. Например, неясно, какие организации регистрируются облгосадминистрациями, а какие — комитетом по делам религий. А от регистрации зависит многое: получение статуса юридического лица, дающее право содержать здания, печатать и продавать литературу, устраивать публичные акции, заниматься благотворительностью. Правда, община имеет право существовать и без регистрации, официальная регистрация — акт вполне добровольный, причем регистрируется, строго говоря, не община, а ее устав. Однако в законе не прописаны основания для отказа в регистрации.

Кстати, интересный момент: судьи ЕСПЧ отметили, что украинское законодательство не разрешает регистрировать религиозные организации, которые канонически подчиняются духовному лидеру. Тем не менее харизматические церкви в стране живут и процветают, распространяя литературу и устраивая массовые мероприятия.

Таких скользких моментов слишком много для того, чтобы они вместились в один материал.

Но вот один, очень важный: в украинском законодательстве не прописаны эффективные правовые механизмы возвращения церковного имущества. А ведь имущество — это, собственно, то главное, за что сражаются ловцы человеков.

Давным-давно, еще в 1996 году, Высший арбитражный суд Украины дал разъяснения по некоторым вопросам, возникающим при применении Закона Украины «О свободе совести и религиозных организациях». Разъяснения сохранили актуальность и для нынешних хозяйственных судов.

Самое интересное, на наш взгляд, вот что: владельцами церковного имущества являются религиозная община (приход, церковь) или конкретная религиозная организация (монастырь, миссия, братство, учебный центр), а не церковь в целом. Это нужно учитывать, слыша призывы «отобрать у одной церкви и отдать другой». Нельзя отобрать у церкви. Зато можно склонить к смене канонической принадлежности конкретную общину. А православие — это недурной бизнес, приносящий отличный доход.

P.S. Поиски справедливости в Страсбургском суде для конкретной общины Киевского патриархата закончились фактически ничем, хоть юристы и получили интересный мануал для разбора церковных тяжб.

P.P.S. И все-таки религиозные организации, норовящие узурпировать понятия «духовность», «мораль», «добро» и даже пытающиеся навязать свое духовное добро в качестве квазигосударственной идеологии, люто сражаются не только за души, но и за кошельки своих прихожан.