Напрасные страдания

Я ещё не в маразме. Физические силы постепенно угасают, но иногда, забывая о возрасте, ускоряю шаг и рассматриваю молодым глазом идущих впереди женщин. И в вагоне метро категорически отказываюсь от предложения сесть, уступая место незнакомой даме. Впрочем, это не вся правда, чаще с благодарностью принимаю возможность тяжело сесть, испытывая нарастающую боль в ногах.

По-прежнему проживаю свою жизнь активно. Фиксирую на бумаге (да, на бумаге) чувство отвращения и связанное с ним чувство брезгливости. Всё чаще задавая себе вопрос: зачем? Ты не можешь изменить мир украинской политики, толстая шкура бегемота непроницаема для слова.

Избегаю, по возможности, общения с живыми, всё чаще общаюсь с мертвыми, загубившими свою судьбу напрасными страданиями. Знаю, и знал раньше: Украина не могла быть иной. Светлой, умной, честно управляемой. Не могла, поэтому и первый президент наш был из коммунистического прошлого.

Напрасные страдания моего лагерного учителя Ивана Алексеевича Свитлычного привели к власти невероятных проходимцев. И я участвовал в этом. Он, дважды посетивший камеры внутренней тюрьмы КГБ, не был украинским буржуазным националистом. Он был европейцем. Задолго до появления в нашем политическом болоте партии европейской солидарности. Крестьянский сын, выпускник украинской сельской школы, он посмел в тоталитарном государстве быть украинцем. И глушили его человеческий талант жить по совести не одни лишь россияне. Такие же как он выходцы из украинской провинции, сделавшие свою весьма специфическую карьеру во всевозможных органах, ненавидели его острее. Потому что он оставался украинцем, искренним, умным, трезво мыслящим. А такое советские украинцы Брежневы и Федорчуки не прощали. Даже перенесшему инсульт и тяжелую операцию инвалиду, вынужденному продолжить жизнь в алтайской ссылке. Где сам начальник алтайского КГБ пытался помочь Ивану Алексеевичу, ходатайствовал о его возвращении в Украину. Русский, высокопоставленный  чиновник КГБ – ходатайствовал. А этнический украинец, глава украинского КГБ Федорчук – отказал. Боялся уже совсем не опасного угасающего инвалида? Нет, ненавидел!

Зло рассыпано не только вокруг Кремля. Оно благоденствует и здесь. Вольготно чувствует себя в кабинетах президентского офиса, где взяточники и воры успешно борются с коррупцией, где погрязший в прежней, молодой дружбе президент, всё понимая, не может избавиться от парней, продолжающих своими привычными методами бороться с коррупцией, где министр культуры бесстыдно нарушает закон, осознавая свою полную безнаказанность.

На фронте умирают лучшие. Не ради сохранения благополучия в офисе президента с его небожителями. Знаю, с детства, от родителей усвоил: политика – всегда грязь. Но то было в тоталитарном СССР…  А я предпочитаю жить на кладбище. Я – кладбищенский сторож. Охраняю покой мертвых, запомнив глухую мысль белорусского классика: мёртвым не больно.