Люстрацию нужно проводить, пока не затянулись раны

Своим видением люстрации как части правосудия переходного периода с «Ракурсом» поделился профессор Андрей Мелешевич, декан факультета правовых наук НаУКМА.

— Андрей Анатольевич, я слышала, что вы интересовались темой люстрации задолго до того, как ее начали активно обсуждать в Украине. Это действительно так?

— Вопрос люстрации интересовал меня давно, это правда. Я в свое время работал в США, и меня заинтересовала концепция Truth and Reconciliation, по-русски — установление истины и примирения. В разных странах в разное время создаются комиссии с таким (или несколько измененным) названием, которые занимаются поиском и освещением антинародных деяний правительств и построением взаимопонимания между гражданами в странах, переживших диктаторские режимы, масштабные беспорядки, гражданские войны и т. д. Например, такая комиссия достаточно успешно выявляла факты нарушения прав человека после падения режима апартеида в ЮАР.

Сейчас я преподаю студентам магистратуры курс «Сравнительное конституционное право», в рамках которого мы недавно рассматривали и тему люстрации как одну из наиболее актуальных тем современности. Мы знали, что было создано несколько рабочих групп для написания законопроекта о люстрации. Решили и сами эту тему исследовать: выбрали 12 стран, где проходила люстрация и родственные с ней процедуры, распределили эти страны между студентами. Каждый из них должен был изучить опыт определенной страны и подготовить доклад. В результате у нас накопилась внушительная стопка весьма интересных докладов.

— Изучали опыт только бывших стран так называемого соцлагеря? Или в списке были какие-то другие страны?

— Только бывшие социалистические. Потому что, как ни странно, люстрация как таковая проводилась только в этих странах. В других странах были подобные процессы, но они назывались по-другому. Во многих странах после свержения антинародных режимов проводилась не люстрация, а так называемый веттинг. Кстати, то, что предлагает законопроект «О восстановлении доверия к судебной системе», рассмотренный недавно в ВР, не является люстрацией. Это и есть тот самый веттинг. Хотя иногда эти два слова используются как синонимы, на мой взгляд, между ними есть существенное различие: главная цель люстрации — политически осудить и наказать людей, которые при прошлом режиме занимались нарушением прав человека.Люстрация проблематична, потому что с точки зрения конституционного права она содержит элементы дискриминации и ограничения прав. Независимо от этого, государство принимает политическое решение, которое не всегда может согласовываться с конституцией, и проводит люстрацию.

— А, может, надо внести какие-то изменения в Конституцию, чтобы люстрация не выглядела как антиконституционный и дискриминационный акт?

— Нужно учитывать, что закон о люстрации — это не просто закон. Учитывая его последствия, на мой взгляд, такой законодательный акт надо отнести к категории законов, которые в теории права и в некоторых странах называются конституционными или органическими. То есть его правовой статус должен быть либо на уровне Конституции, либо, по крайней мере, выше обычных законов. Если люстрация внедряется обычным законом, то его «продолжительность жизни» зависит от многих факторов, в том числе от судебной практики. А судебная практика в странах, где применяли или пытались применять люстрацию, пошла разными путями. Например, в Румынии законы о люстрации были признаны Конституционным судом неконституционными. В этом случае имел также значение временной фактор, ведь на момент принятия этих законов прошло более 20 лет с тех пор, как страна избавилась от режима Чаушеску и перестала быть социалистической, а потому политическая необходимость в такой процедуре вроде как исчезла. В других же странах законы о люстрации судебными органами были признаны соответствующими конституциям.

А вот с веттингом проще.При процедуре веттинга de jure устраняется элемент дискриминации, потому что ему подвергают не выборочно кого-то, а всех без исключения работников определенных органов. При веттинге все работники судов, прокуратуры, милиции должны проходить переаттестацию.Конечно, и здесь политика присутствует. Но само требование пройти переаттестацию — нормальное, оно не ограничивает права. Если человек не проходит переаттестацию, он отстраняется от выполнения своих обязанностей. Еще немаловажно, что люстрация имеет определенные долговременные последствия — поражение в правах. Например, человек не может больше заниматься своей работой 5 или 10 лет или вообще пожизненно. А при веттинге, если человек не прошел аттестацию, его отстраняют от работы, но у него, как правило, есть возможность пройти переаттестацию в другой раз.

— А что должно происходить при такой аттестации? Потому что при обычной аттестации проверяют профессиональные знания и навыки. Судья, например, может быть негодяем, но при этом быть профессионалом. Так что же, такой судья пройдет аттестацию и будет работать дальше?

— Откровенно говоря, я не знаю, какие вопросы могут рассматриваться, но я могу себе представить, что это будут вопросы по профессиональной деятельности лица и их соответствию четко установленным и понятным критериям. Давайте, чисто гипотетически, возьмем ситуацию с Автомайданом. В Печерском суде была одна судья, условно назовем ее судья Ц., которая рассматривала дела автомайдановцев. К ней приходили материалы, протоколы, в которых стояла фамилия одного и того же инспектора ГАИ, но подписи на каждом протоколе были разные. Причем, судя по протоколам, один и тот же инспектор ГАИ был в разных местах Киева одновременно. Судья, получавшая десятки таких документов, разве не видела, что происходит? Думаю, ей можно было бы на аттестации задать этот вопрос. Интересно, что бы она ответила. Но даже независимо от того, что судья ответит, одного того факта, что она рассматривала дела по явно сфабрикованным протоколам, достаточно, чтобы по крайней мере поставить под сомнение ее профессиональную квалификацию.

А судья, выносящий решения о запрете митингов, он что, не знает законов? В нашем государстве действует такая система: организация, желающая провести митинг, предупреждает об этом органы государственной власти. Но не для того, чтобы попросить на это разрешения, а для того, чтобы были созданы специальные условия для проведения митинга. Суд не может разрешить или не разрешить митинг. Да, конечно, есть исключения, при которых суд может не разрешить проведение митинга, но прежняя власть этими исключениями злоупотребляла. По общим правилам, запрет митингов не соответствует Конституции и судебной практике Европейского суда по правам человека. Если судья, выносящий решение о запрете митингов, не знает Конституции и практики Европейского суда, то пусть он возвращается к книгам, учит законы. И на время должен быть отстранен от работы как не имеющий надлежащей профессиональной квалификации, пока не выучит Конституцию, законы Украины и Европейскую конвенцию.

— Таким образом, веттинг можно назвать мягким вариантом люстрации?

— И люстрация, и веттинг, и прочие вещи такого рода — это то, что по-английски называется Transitional justice, т. е. правосудие переходного периода. Такое правосудие, как правило, состоит из четырех элементов. Первый — уголовное преследование людей, которые занимались нарушением прав человека при старом режиме. Второй — репарация, то есть восстановление прав пострадавших. Репарация может быть как политической, так и финансовой или материальной. Например, когда забирали у автомайдановцев водительские права, а потом их восстанавливали — это классический пример репарации. Пример политической репарации — реабилитация Юрия Луценко. Также репарацией являются различные бенефиты и льготы для пострадавших от противостояния на Майдане, например, лечение раненых за рубежом, денежная компенсация за потерю члена семьи.

Третий элемент — институциональная реформа — изменения на законодательном уровне судебной и правовой систем (сюда и входит люстрационный процесс, веттинг, переобучение специалистов). Последний, четвертый, элемент — поиск правды и примирение. Для этого требуется создание специального органа с очень особенными, нетипичными полномочиями. Например, в ЮАР, где просто физически истреблялись черные активисты, для многих семей еще долго оставалась неизвестной судьба их близких. Нужно было какое-то окончание этой истории. Перед полицейскими, служившими режиму апартеида, появилась альтернатива. Человек мог все рассказать и, если он не принимал непосредственного участия в убийствах, его освобождали от наказания. Если же человек не соглашался давать показания, ему грозило уголовное дело со всеми вытекающими. Для полицейского это было своего рода очищение, он должен был пройти через осознание своего соучастия в злодеяниях и раскаяться, а для семей погибших это была возможность поставить точку. Они по крайней мере узнавали, как погибли их родные, что случилось с их телами.

В Гаити после свержения диктаторского режима Дювалье была создана Гаитянская национальная комиссия истины и справедливости. На протяжении всего срока полномочий комиссия провела 8 650 интервью с людьми, выявив таким образом 19 308 преступлений. Комиссия смогла узнать имена девяти тысяч замученных жертв режима, две тысячи из которых погибли в течение одного месяца. Эти люди просто исчезали, а режим объявлял их беглецами из страны...

Возможно, и нам нужно что-то подобное, ведь еще много людей у нас так и остаются пропавшими без вести. Пока наше правосудие идет только путем уголовного наказания, ну, по крайней мере, так заявляют, хотя на самом деле до сих пор никто не наказан. Будем надеяться, что государство сдержит слово и убийцы все-таки будут найдены и привлечены к уголовной ответственности.

— Безусловно, убийцы должны быть наказаны. Но это можно сделать и не в рамках какого-то специального процесса, у нас же есть Уголовный кодекс. Нам действительно нужна эта люстрация или веттинг? Может, обойдемся действующим законодательством?

— У нас в свое время из-за отсутствия люстрации не состоялась смена политических элит. Все номенклатурные коммунисты, комсомольцы, кагэбэшники до сих пор руководят страной. Люстрация должна была состояться. Конечно, она не должна была коснуться вообще всех партийцев. У нас, как у Оруэлла, была внутренняя партия и внешняя партия. Так вот люстрация должна была пройти для членов «внутренней партии», то есть партийного ядра, номенклатуры. Рядовые члены КПСС при этом не пострадали бы. А партийную элиту нужно было вычистить, чтобы пришла новая политическая элита, как в других бывших социалистических странах. А так остался тот нахальный балласт, который только и умеет воровать, набивать карманы, используя правоохранительные органы в своих целях. Какое-то очищение, безусловно, должно произойти, а будет это люстрация или веттинг, или, может, какая-то другая форма — не имеет особого значения. Сейчас я не говорю о коммунистической или кагэбешной люстрации, ведь прошло много времени и это уже неактуально. Хотя есть те, кто настаивает на этом.

— А кого же сегодня надо «вычищать»?

— На мой взгляд, сегодняшняя люстрация должна базироваться на двух элементах. Первый элемент понятен всем в мире — это очищение от людей, которые были замешаны в нарушениях прав человека. Таких людей очень много в милиции, судах, прокуратуре, СБУ. Их необходимо вычистить, чтобы дальше правоохранительная система работала цивилизованно, действительно защищая права граждан, чтобы эти органы не были инструментом в руках любой власти.

Второй элемент — экономическая, антикоррупционная люстрация. С этим сложнее, так как аналогов в мире практически не существует. В Кении в 2011–2013 годах были попытки привнести антикоррупционную составляющую в процесс веттинга. Что делается при такой экономической люстрации? Открываются документы, идет поиск нарушений, и человек, их допустивший, несет ответственность. Антикоррупционная люстрация принципиально может отличаться от обычного уголовного преследования взяточников степенью общественной опасности совершенных деяний и, возможно, доказательной базой. Поэтому, на мой взгляд, такого рода чистки рядов госслужащих должны идти путем как люстрации, так и уголовного права.

— Но коррупцией у нас, к сожалению, пропитана вся исполнительная власть. Так что же, всех госслужащих пересажать?

— Конечно, многие госслужащие были задействованы в коррупции. Несли деньги с самого низу до самого верху. И это очень важный вопрос — кого же в таком случае преследовать. Думаю, в этом вопросе будет иметь смысл какой-то смешанный подход, вроде «щепа смешанная». Подход, который использовался комиссиями по поиску правды: мелкие чиновники должны давать правдивые показания и в таком случае будут освобождены от наказания. Они своими показаниями разоблачат людей, которые принимали решения. Потому что одно дело — исполнитель, которого поставили перед фактом: «Хочешь работать в системе, делай так», и совсем другое — человек, разрабатывающий эти коррупционные схемы, принимающий решения. Если мы хотим, чтобы наша страна имела какие-то перспективы, таких нужно безжалостно вычищать с государственной службы, а на их места назначать молодежь. В свое время Вацлав Гавел на вопрос: «Почему вы проводите люстрацию и даете молодым власть в руки — они же ничего не умеют?» ответил: «Лучше пять лет ошибок, чем пятьдесят лет саботажа».

— На мой взгляд, эта экономическая часть люстрации невозможна, пока не наведен порядок в правоохранительной системе. Ведь коррупционеры с погонами будут всячески тормозить процесс разоблачения и наказания коррупционеров без погон...

— По сути, да. Но, на мой взгляд, эти процессы должны идти параллельно. Потому что «маленькие» исполнители из правоохранительной системы, которые только «деньги носили», как правило, не были замешаны в политических преследованиях. Некоторых из них можно при некоторых условиях, например, при условии переаттестации, оставлять на работе. Почти вся правоохранительная система была задействована в коррупционных деяниях. В Грузии Саакашвили основательно «вычистил» милицию, но Грузия гораздо меньше, там было возможно это сделать. Эти действия были радикальными и непопулярными. Его многие возненавидели. Но и сейчас, уже после Саакашвили, отношение к коррупции в Грузии нетерпимое. Ну, может быть, она где-то и есть, где-то на верхней ступени власти, но «внизу», на уровне простого милиционера, гаишника, коррупции нет. Грузия преодолела коррупцию как массовое явление. Саакашвили по сути принес себя в жертву.

— Сразу же на ум приходит, что люстрация и переводится с латыни как очищение через жертвоприношение. Так он и был той самой жертвой?

— Ну, он не только себя, но и тех коррупционеров в жертву принес. Хотя им, наверное, немножко лучше, чем ему. Они хотя бы у себя дома. А он на чужбине, и неизвестно, вернется ли вообще когда-нибудь.

— А обращалась ли к вам какая-нибудь инициативная группа, из тех, кто писал альтернативные законопроекты о люстрации? Кому-то понадобились исследования ваших студентов?

— Я знаю, что было создано несколько различных инициативных групп, которые занимались написанием проектов закона о люстрации. Наши выпускники и преподаватели тоже создали свою группу. Мы собрались, провели очень интересную и очень академичную дискуссию. Были высказаны различные точки зрения, ведь люстрация чрезвычайно сложный процесс. В результате как таковой отдельной рабочей группы по написанию законопроекта мы не создали, но наши могилянцы впоследствии присоединились к другим инициативным группам. Все наши аналитические материалы по зарубежным странам мы передали одной из таких групп, но я не знаю, как они были использованы.

Кроме того, одна из этих групп попросила меня связать их с бывшим руководителем Международного центра по вопросам правосудия переходного периода профессором Хуаном Мендесом, которого я знаю лично. Этот институт помогает странам, пережившим сложные времена, провести юридические процедуры, связанные с освобождением от влияния прошлого. Кстати, профессор Мендес недавно приезжал к нам на факультет, ходил на Майдан... Самое интересное, он говорил, что в отличие от многих стран Латинской Америки, Африки и Азии страны Восточной Европы выбирают именно люстрацию как средство правосудия переходного периода.

— Если уж мы снова затронули страны Восточной Европы, почему, на ваш взгляд, люстрация в разных странах проходила с разной эффективностью?

— Одной из первых люстрацию провела Германия. И провела ее в целом успешно. Потому что, во-первых, у нее уже был наработанный опыт очистки — денацификация. При люстрации использовалась та же формула, что и при денацификации: если человек служил преступному режиму, для него не может быть оправданием от факт, что он лишь выполнял приказы своего руководства. Даже то, что человек, возможно, четко следовал букве тогдашнего закона, не может его оправдать, поскольку этот закон был бесчеловечным и преступным по своей сути. Достаточно вспомнить, что во времена нацистов массовые истребления людей происходили в соответствии с существующим в той стране «законодательством».

Во-вторых, Германия начала проводить люстрацию сразу же после объединения ФРГ и ГДР. Еще были свежи воспоминания о том, как жителей ГДР, пытавшихся перелезть через Берлинскую стену и бежать в ФРГ, безжалостно расстреливали на месте. Люстрацию нужно проводить, пока не зажили раны, пока еще бушуют эмоции, пока есть воодушевление это делать. Напомню один из критериев соответствия люстрации Европейской конвенции по правам человека, закрепленный Европейским судом по правам человека в деле Адамсонс против Латвии: «Национальные правительства должны иметь в виду, что по своей природе люстрационные меры являются временными и необходимость ограничения прав отдельных граждан со временем может исчезнуть». С проведением люстрации нельзя медлить. Потому что если мы начнем тянуть время и успокоимся, то снова потеряем свой шанс на лучшую судьбу.

Беседовала Инга ЛАВРИНЕНКО