Пожизненное наказание за сотрудничество с оккупационной властью

В нынешнее время повсеместных дискуссий об очищении от остатков тоталитарного режима интересно взглянуть на не такой уж и давний опыт Норвегии: сразу после войны, в конце мая 1945 года она арестовала гордость нации, всемирно известного писателя, нобелевского лауреата Кнута Гамсуна — по обвинению в коллаборационизме (фр. collaboration — сотрудничество. В юридической трактовке международного права — осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом, в его интересах и в ущерб своему государству. Термин чаще применяется в более узком смысле — как сотрудничество с оккупантами) с фашистским режимом, а точнее — за положительные статьи об оккупационном правительстве.

Книга «На заросших тропинках» (Пер. с норвежского Г. Кирпы. — Киев, Издательство Жупанского, 2013) — это фактически дневник, который Кнут Гамсун писал в эти самые тяжелые дни своей жизни, пришедшиеся, ко всему, на время глубокой старости (85 лет!).

Если говорить сугубо о литературе, на его месте мог бы оказаться каждый украинский писатель, который писал «паровозы» к своим стихам, воспевая партию. Как отмечает Евгений Маланюк в размещенном в этой же книге эссе: «Да, очевидно, Гамсун «коллаборант». Но в нашей эпохе «разочарованных коммунистов» (на которых, кстати, мировая биржа фиксирует большой спрос) — «коллаборантами» являются лишь Петены и Гамсуны».

Норвегия — не Украина. Сразу после окончания Второй мировой войны она быстро и точно диагностирует вину писателя в судебном постановлении (его текст опубликован в этой же книге): «При определении вины Гамсуна и вреда, который его деятельность причинила Норвегии, особое внимание следует уделить тому факту, что он был всемирно известным писателем и одним из самых выдающихся деятелей норвежской культуры. Благодаря своему литературному и экономическому статусу, а также авторитету среди норвежцев поведение Гамсуна во многом было показательным для его сограждан и служило образцом для других, чего сам Гамсун не мог не понимать».

Писатель не оправдывается. Когда его положили на обследование в психиатрическую больницу (возможно, кто-то пытался таким образом спасти писателя от суда), Гамсун возмущенно доказывает, что психически здоров и полностью отвечает за все свои поступки. Более того, он сам хочет за них ответить и требует справедливого суда.

Да нет, Гамсун не раскаивается. Кажется, писатель так и не понял всей сути обвинения. Он пытается честно рассказать свое видение событий: «Нам как-то туманно было обещано, что Норвегия займет выдающееся и достойное место в великогерманском мировом обществе, которое находится в процессе становления. [...] Я в это поверил — потому и писал так, как писал. Я писал о Норвегии, которая должна была занять то выдающееся положение между германскими странами Европы. То, что мне где-то в таком тоне приходилось писать об оккупационных властях, честным и порядочным людям было понятно».

Всех зверств и настоящей картины фашистского режима писатель знать не мог, ведь из-за своей глухоты был фактически изолирован от внешнего мира и информацию о нем получал из нацистских газет. «К тому же, никто меня не упрекнул за то, что я писал, никто в целой стране, — говорит он на заключительном заседании в суде. — Я сидел как палец в своей комнате, полностью предоставленный самому себе»...

Режим использовал имя писателя как мог — но и Гамсун, в свою очередь, пытался этим именем как-то помочь соотечественникам, писал многочисленные письма о помиловании политзаключенных: к нему приходили их родственники, и он никому не отказывал в помощи. Так он объясняет и свою публицистику: «Я писал для того, чтобы предостеречь норвежскую молодежь и взрослых людей от бессмысленных поступков, которые могут спровоцировать оккупационную власть, ибо никакой пользы из этого не будет, они только сами себя обрекут на смерть. Вот о чем я писал, выражая свои мысли по-разному множество раз».

Что ж, Максим Рыльский, Павло Тычина или Олесь Гончар, наверное, хорошо поняли бы позицию писателя. В судебном постановлении — взгляд с другой стороны: «Гамсун в ряде статей сделал все возможное, чтобы подорвать волю народа к сопротивлению, совершая нападки на наше законное правительство и наших сторонников, поддерживая оккупационную власть и призывая норвежцев к участию в войне на стороне врага».

Поражает откровенность повествования Кнута Гамсуна. Автор открывается полностью — во всей нищете и унижении своих последних дней. Изолированный собственной глухотой, а напоследок еще и фактической слепотой, частичной потерей речи, общественным осуждением, наконец, — территорией больницы или дома престарелых, он борется за достоинство. Как шекспировский старый король Лир, Гамсун бесстрашно идет в свою грозу, не закрывая перед правдой своих почти слепых глаз.

В книге много воспоминаний писателя из разных лет — в общем у них один мотив: иногда все не так, как кажется на первый взгляд, правда всегда многогранна. Среди встреч, порой разбавляющих Гамсуну его одиночество (он особенно остро ценит эти крупицы человеческого тепла — какая-то улыбка или доброе слово), запомнился босой странствующий проповедник, встретившийся ему на прогулке в лесу возле больницы. Этой встречей нищего юродивого, пришедшего напомнить Гамсуну о душе (потому что, мол, такой возраст, что пора) и нобелевского лауреата, которые на обочине дороги оказались вместе, — я и завершу свой отзыв.