Угольный генерал как пешка в большой политике

Министерство угольной промышленности Украины — первый заместитель министра Ярослав Подгайный

Как по мне, то самым интересным делом в этой тройке стало производство в отношении бывшего первого замминистра угольной промышленности Ярослава Подгайного. Заметим, что последним чиновником такого ранга, который сел на скамью подсудимых, был первый замминистра юстиции Евгений Корнийчук, которому вменяли многомиллионные растраты на ниве заказа услуг юридических фирм для нужд НАК «Нафтогаз Украины», но в конце концов оправдали приговором Печерского районного суда от 25 декабря 2014 года. В этой же ситуации интригует не само по себе дело угольного генерала, а обстоятельства, которые привели к его появлению.

Ярослав Подгайный, который большую часть сознательной жизни работал на руководящих должностях на шахтах производственного объединения «Западуголь», был назначен первым заместителем министра угольной промышленности в январе 1996 года, а с августа 1997-го и до самого момента ликвидации министерства в январе 2000-го работал простым заместителем министра. Летом 1996 года он провернул сделку с похищением 25 млрд карбованцев под предлогом приобретения 2 км шахтной транспортерной ленты. Деньги за нее были перечислены одной фиктивной фирме с донецкой пропиской, а потом конвертированы в наличные и присвоены. Что касается ленты, то директор шахты «Великомостовская», который был в сговоре с Подгайным, вместе с подчиненными ему клерками составил бумаги о ее якобы поступлении, оприходовании, запуске в эксплуатацию и списании как отработавшей свой ресурс.

25 млрд карбованцев по состоянию на 1996 год — деньги не маленькие, но и не очень большие. Напомним, что доллар тогда стоил 180 тыс. карбованцев, а государственный бюджет составлял 2 квадриллиона карбованцев, из которых Министерству угольной промышленности на нужды технического перевооружения подчиненных ему предприятий досталось 100 трлн карбованцев. Таким образом, 25 млрд было каплей в этом море, однако по факту их похищения в 1997 году было возбуждено уголовное дело по ст. 86¹ УК, в марте 2000 года. Подгайный был арестован (в январе 2002 года освобожден под подписку о невыезде), а в 2004 году приговором Лычаковского райсуда Львова осужден на семь с половиной лет заключения. Такое же строгое наказание было назначено и ряду его сообщников. Но впоследствии этот приговор был отменен в Апелляционном суде Львовской области, и осужденные снова оказались на свободе.

После этого еще добрый десяток лет суды первой и апелляционной инстанций играли в своеобразные «крестики-нолики»: приговор сначала выносится, потом отменяется, затем снова выносится и снова отменяется. Последний был вынесен совсем недавно — 7 ноября 2016 года. Подгайному дали семь лет лишения свободы с конфискацией имущества и так же, как и Ростислава Ерему, освободили от наказания в связи с истечением срока давности. Не факт, что и этот вердикт последний, но гораздо интереснее вопрос, почему правоохранители не стали трогать Подгайного ни в 1996-м, ни в 1997-м годах, а в 2000-м взяли и посадили. Для этого я предлагаю ненадолго окунуться в атмосферу «веселых девяностых» и вспомнить сложные экономические и политические проблемы той эпохи.

В эпоху развитого социализма, то есть накануне его падения, структура отечественной экономики существенно отличалась от нынешней. Украина, например, почти не вывозила зерно, но и не ввозила мясо, потому что кормила гораздо более многочисленное, чем сейчас, поголовье животных. Кроме того, она не вывозила так много металла, как сейчас, зато производила из этого металла в несколько раз больше продукции машиностроения, чем сейчас. С точки зрения чисто рыночной экономики это было невыгодно, поскольку сельскохозяйственное производство базировалось на принудительном труде крестьян, а машины отечественного производства были хуже и дороже западных. Однако до 1985 года об экономической эффективности в руководстве СССР мало кто заботился, поскольку доходы от экспорта нефти и газа с лихвой покрывали убытки от такого хозяйствования. Зато в кремлевских раскладах главной «фишкой» УССР считался ее интеллектоемкий военно-промышленный комплекс: его продукцию и значение нельзя было измерить ни в рублях, ни в долларах, ни в тоннах, ни в лошадиных силах, но тот факт, что его выдвиженец Леонид Кучма стал «наиболее продолжительным» украинским президентом, косвенно свидетельствует о том, что ВПК сосредоточил в себе самые способные управленческие кадры.

После развала Союза Украине, казалось, следовало бы сделать ставку именно на высокотехнологичное машиностроение: совместив мощный интеллект военно-промышленного комплекса и западные кредиты, можно было провести реорганизацию машиностроительной отрасли и выйти с ее продукцией на мировой рынок. Пример Словакии, которая в 1991 году вообще не имела собственного автомобилестроения, а сейчас по производству легковых машин на душу населения стоит на первом месте в мире, свидетельствует о том, что такой вариант не фантастический. Таким путем, судя по всему, хотел повести страну и Кучма, однако далеко не все зависело от него: страна выбрала самый легкий путь, где в структуре экспорта наибольшую валютную выручку приносит продукция металлургии. А поскольку в себестоимости ее производства наибольшую долю составляет уголь, то основной отраслью, на которую направлена государственная поддержка, стала именно угольная промышленность.

В 1993 году угольный Донбасс еще не был пупом украинской политики, но шахтерские забастовки, перекрывшие кислород металлургическим предприятиям, заставили парламент и главу государства Леонида Кравчука согласиться на досрочные выборы, в результате которых президентом стал Кучма. В 1996 году могла повториться та же история: шахтеры снова прекратили отгрузку угля и начали перекрывать магистрали, требуя погашения задолженности по зарплате. Реально действиями этих людей руководили угольные генералы, которые добивались совсем другого, а именно — увеличения государственного финансирования возглавляемых ими шахт и большей самостоятельности в распоряжении добытым углем. Кучма понимал, что в случае удовлетворения этих требований деньги непременно будут перекачаны в карманные коммерческие структуры и разворованы. Но понимал и то, что управляемое хозяевами Донбасса шахтерское движение может отстранить его от власти так же, как и его предшественника. Губернатор Донетчины Владимир Щербань, которого подозревали в организации забастовок, проявлял незаурядные амбиции, а его однофамилец и бизнес-партнер Евгений Щербань откровенно заявлял, что «нравится это кому-то или не нравится, но следующим президентом после Кучмы будет Владимир Щербань».

При таких обстоятельствах Кучма, соблюдая систему сдержек и противовесов, сделал ставку на другого не менее энергичного губернатора Павла Лазаренко, которого назначил сначала первым вице-премьером, а затем и премьер-министром. Последний сумел сплотить вокруг себя преданных ему людей, среди которых, в частности, были и некоторые «перевербованные» представители Донецкого региона, одним из которых стал мэр Тореза Сергей Поляков, назначенный в декабре 1995 года министром угольной промышленности. А его первым заместителем назначили Ярослава Подгайного — как опытного работника этой отрасли. Таким образом, образовалась дееспособная команда, которая сумела переломить ход «войны»: шахтерский поход на Киев провалился, забастовка была прекращена, наиболее активные участники массовых беспорядков арестованы, а Владимир Щербань потерял кресло губернатора. Но, как видим, Кучма за эту помощь расплатился тем, что позволил людям Лазаренко безнаказанно перекачивать бюджетные средства карманным коммерческим структурам, а потом присваивать. Именно поэтому правоохранительным органам не было разрешено трогать ни Подгайного, ни других его коллег, хотя министр внутренних дел Юрий Кравченко тщательно собирал компромат на всех высокопоставленных чиновников, а особенно на Лазаренко.

В дальнейшем судьба играла угольным генералом. Так, в 1997 году Кучма понял, что Лазаренко со своей командой стал для него не менее опасным, чем Щербань, и отстранил его от должности премьера. Вскоре полетели головы многих соратников Павла Ивановича, а созданные ими бизнес-структуры стали рассыпаться на глазах. Но Подгайный уцелел. Правда, уголовное дело по фактам его сделок возбудили, но его самого почти не задело. Ну если не считать небольшого понижения в должности: был первым заместителем, стал просто заместителем. Так же, как и Подгайный, тогда уцелело немало людей, которые в свое время были приближены к опальному премьеру, но вовремя сменили ориентацию. Среди них и Юлия Тимошенко, которая незадолго до того собиралась устроить Кучме импичмент.

Следующий зигзаг судьбы произошел уже в начале 2000 года. Кучма, наверное, искренне верил, что назначенный им премьер-министр Виктор Ющенко сумеет повести страну тем путем экономической модернизации, которым до этого шли восточноевропейские страны, из-за чего и дал ему определенную свободу действий в формировании персонального состава правительства. Но можно представить, как он скривился, когда на должность топливно-энергетического вице-премьера тот захотел поставить именно Юлию Тимошенко — и никого другого. В марте 2000 года о войне с ней еще не было и речи, но Кучма решил заранее нейтрализовать людей, которые могли быть полезны ей и опасны ему, а потому позволил Юрию Кравченко реализовать часть собранного им компромата. Так, в том месяце неожиданно было арестовано руководство банка «Славянский», которое в свое время обслуживало схемы возглавляемой Юлией Тимошенко корпорации ЕЭСУ; начались уголовные преследования компаний «Киевэнерго» и «Укрнафта», а также ряда других структур. Одним из звеньев этой цепи и был, судя по всему, арест Подгайного, а затем и обвинительный приговор ему.

Дальнейшие перипетии дела этого чиновника содержат еще много интересной информации, но и того, что было изложено выше, надеюсь, достаточно, чтобы понять простую вещь: для реального преследования коррумпированных чиновников в первую очередь необходима политическая воля, но она в нашей новейшей истории присутствует лишь тогда, когда первое должностное лицо в государстве имеет в этом свой корыстный интерес.