От моджахедов к талибам

В начале 1980-х годов я принимал активное участие в обеспечении поддержки моджахедов в Афганистане. Хотя, насколько помню, западные правительства делали это весьма неохотно, предпочитая ограничиваться такой помощью только на словах. Основные усилия на этом поприще предпринимали антикоммунистические и правозащитные организации на Западе. Одним из наиболее активных сторонников оказания поддержки моджахедам была базирующаяся в Париже организация «Интернационал сопротивления», созданная по инициативе бывшего советского политзаключенного Владимира Буковского с целью борьбы с коммунизмом во всем мире. Это была странная смесь диссидентов и бывших политических заключенных из Советского Союза и Восточной Европы вкупе с никарагуанскими контрас, кубинскими изгнанниками и африканскими партизанскими лидерами, такими как Жонаш Савимби из Анголы. Многие из них были настоящими героями, кто-то — довольно сомнительными фигурами, а некоторые и вовсе военными преступниками. Однако все они были убежденными антикоммунистами, и Буковский считал, что такая позиция в каком-то смысле оправдывает прочие не самые приятные их качества.

В свое время меня послали в Рим, дабы проинструктировать двух молодых людей (один из которых, Савик Шустер, стал известным телеведущим) о контрабандном ввозе в страну печатных материалов. Они собирались доставить в Афганистан фальшивые номера газеты «Красная Звезда» с напечатанным крупным шрифтом лозунгом «Все по домам» и многочисленными статьями против советской оккупации. Я и сам должен был контрабандой отправиться в Афганистан с группой депортированных в Германию афганцев. Мы с коллегой основательно подготовились к поездке как морально, так и материально, купили билеты в Пешавар, откуда нас должны были доставить в Джелалабад. В последний момент поездка, однако, была отменена: наш афганский партнер оказался в опасности, и возникла высокая вероятность того, что мы попадем в засаду.

Позже я участвовал в судьбе советских военнопленных, молодых парней, сдавшихся моджахедам в плен, из которого их никто не спешил вызволять. Некоторые из них в итоге оказались в лагере Красного Креста в Швейцарии, кто-то добрался до Соединенных Штатов, главным образом благодаря стараниям Людмилы Торн из организации Freedom House, которая регулярно ездила в Пакистан и, если не ошибаюсь, в Афганистан, установив дружеские контакты с моджахедами.

Напомню, что в начале 1980-х годов перспектива была совершенно иной. Моджахеды считались храбрыми бойцами, которые с древних времен довольно успешно боролись со всеми иностранными вторжениями и теперь стреляли по советским вертолетам из таких же древних винтовок. Прошло много времени, прежде чем их тайно снабдили более совершенным оружием, таким как «Стингеры», чтобы сбивать советские вертолеты, но поначалу их сопротивление напоминало современную версию поединка Давида и Голиафа. Кроме того, права женщин и гендерное равенство не значились в ту пору в международной повестке дня. Но в целом моджахеды действительно проявляли дружелюбие по отношению к таким людям, как Людмила Торн, к женщине, вероятно, также потому, что считали их спасителями и теми немногими, кто верил в их дело.

Пишу об этом потому, что в сообщениях из Афганистана часто встречаются фундаментальные заблуждения. Например, что движение «Талибан» стало реальной силой якобы благодаря тому, что моджахеды были оснащены современным американским оружием. Это, насколько мне известно, определенно не так. Во-первых, Запад действовал в этом вопросе с большой неохотой, с такой же, как и в вопросе предоставления оружия Украине для борьбы с путинским вторжением. Во-вторых, невозможно сравнивать нынешнюю ситуацию с ситуацией 1980-х годов. Тогда еще не существовало «Аль-Каиды», а Иран лишь незадолго до этого был захвачен Хомейни и его бандой. Слово «джихад» только входило в глобальный лексикон, и храбрые моджахеды (еще) с ним не ассоциировались. По моим наблюдениям, их главная цель заключалась в том, чтобы избавиться от еще одного иностранного захватчика, а не в том, чтобы навязать шариат своей стране. Люди, с которыми я имел дело до моей сорвавшейся поездки в Афганистан, вовсе не были проникнуты религиозными убеждениями, — это были интеллектуалы, целью которых было просто выдворить советские войска из страны.

Проблематичная ситуация в Афганистане обусловлена, во-первых, особенностью страны: ни одному иностранному захватчику до сих пор не удавалось ее контролировать. Во-вторых, немалую роль в этом вопросе играет западное высокомерие, убеждение, что возможно «импортировать» демократию силой и что она получит всеобщее признание, точно так же, как немцы приняли демократию после войны (но это отдельная, отнюдь не однозначная история). И, в-третьих, следует признать, что Запад не разработал по-настоящему долгосрочную политику и смирился с тем фактом, что, войдя однажды в страну с целью ее «модернизации», придется остаться там не на двадцать лет, а на весьма неопределенный срок. Через двадцать лет после Второй мировой войны, в 1965 году, Германия все еще была наводнена иностранными войсками, и влияние западных союзников на внутреннюю политику страны оставалось значительным. В 1965 году в Германии находилось 300 тысяч американских военнослужащих! Разумеется, существовала советская угроза, но ситуация в Афганистане мало чем отличалась, а возможно, была даже гораздо серьезнее: ведь там существовала угроза исламских радикалов, которой следует противостоять постоянно, ведь если не уничтожить ее на месте, то она окажется у вас на пороге, у дверей богатого Запада.

То, что мы сейчас наблюдаем, — это тотальная несостоятельность краткосрочных западных представлений о построении нации и импорте демократии. В ближайшие месяцы и годы положение только усугубится: все те люди, которым мы давали надежду и обещали лучшее будущее, теперь брошены нами на произвол судьбы и никогда больше нам не поверят. Кроме того, другие страны, которые могли бы на нас положиться, знают, чем это практически в одночасье может закончиться. Что означают многообещающие слова в адрес Грузии и Украины? И могут ли, невзирая на обязательства НАТО, государства Балтии исходить из того, что любое нападение на них будет расцениваться как нападение на весь альянс и демократию как такую?

В 1985 году я участвовал в конференции в Париже, посвященной войне во Вьетнаме, спустя десять лет после ее окончания. На ней присутствовали высокопоставленные представители как Северного, так и Южного Вьетнама, но главным гостем, несомненно, был Генри Киссинджер, противоречивый государственный секретарь США, занимавший этот пост в решающие для судьбы Вьетнама 1973–1977 годы. На одной весьма эмоциональной сессии разгневанные представители Южного Вьетнама сказали ему, что он их предал. Согласившись приехать на конференцию, Киссинджер мог ожидать такого развития событий. Противоречивый или нет, он проявил достаточное мужество, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, и столь же эмоционально попытался объяснить аудитории, что у него не было выбора.

Не исключено, что через десять лет после нынешних событий мы станем свидетелями аналогичной конференции, проливающей свет на то, как неожиданно скоропалительно был потерян Афганистан и как миллиарды долларов и тысячи жизней военных, отданных за свободный Афганистан, оказались напрасными. Сомневаюсь, однако, что найдется такой же храбрый человек, как Киссинджер, который осмелится встретиться лицом к лицу с разъяренными афганцами, убежденными в том, что мы их предали и навсегда утратили их доверие.