Как помочь «прижиться» детям-переселенцам, или Утраченные стратегии воспитания

(Продолжение)

О том, как учитель может помочь детям-переселенцам прижиться на новом месте, о современной школе, реформах в сфере образования и многом другом «Ракурс» беседовал с заслуженным учителем Украины, кандидатом педагогических наук Александром Наровлянским.

— Многим детям с Востока Украины пришлось бежать от войны. Есть немало информации о том, что процесс приживаемости на новом месте происходит сложно. В частности, потому, что общество сильно политизировано. Александр Данилович, можете дать рецепт, как помочь детям найти общий язык, несмотря на то, что даже взрослым это удается с большим трудом?

— В нашу школу пришло очень много детей с Востока. Когда я в этом году набирал пятиклашек в туристический клуб, получилось, что фактически полгруппы — это ребята-переселенцы. Буквально на одном из первых занятий, когда мы с детьми только знакомились, один киевский школьник выдал: «Дали бы мне автомат, я бы пошел стрелять…» Совсем еще ребенок. Кстати, сынишка моего выпускника. Это неудивительно: дети слышат, что говорят взрослые, ретранслируют это. Я подозвал всех к себе и сказал: «Так, ребятки, Крым, Донбасс, война, автомат — я не хочу этого слышать. Мне абсолютно до лампочки, кто из вас откуда, вы для меня все одинаковы. Услышу — тот, кто это скажет, больше сюда не ступит ногой!» Потом были соревнования по кросс-походу в Голосеево — преодоление дистанции с восемью этапами, с ориентированием… В одной команде были дети из Донецка, Луганска и Киева. Им было совершенно все равно, кто и откуда, ведь у них общее дело и одна цель.

Позиция учителя должна быть такова: никаких разборок. Педагогу не стоит при детях обсуждать террористов, сепаратистов, переселенцев и т. д. Оставим это политикам. Тем более, что все далеко не просто на Востоке, война не бывает черно-белой. Детей мы не имеем права втягивать в политику. Для меня это железный постулат.

Как преодолеть это все? Мне кажется, мы сейчас заигрались в патриотизм, перегибаем палку. Обязаловка имеет обратную сторону. В школах регулярно проходят ярмарки солидарности. Казалось бы, что плохого? Но детям говорят: если не можешь что-то испечь, сделать своими руками, принеси деньги. А теперь представьте ситуацию. Мама одна воспитывает ребенка. Зная ее трудное положение с деньгами, предложил заложить из нашего клубного резерва (за 25 лет нам удалось немного накопить), чтобы ее ребенок смог пойти с нами в поход. И тут же в классе ее сыну говорят: неси 20 грн или ты будешь белой вороной! Это ненормально.

— На каких примерах воспитывать сегодняшних детей? Чем их мотивировать, что дать в качестве ориентира, примера для подражания?

— Сегодня потеряны ориентиры. Меня это пугает. Полное перечеркивание истории не приводит ни к чему хорошему. Этим мы лишь возбуждаем интерес, ведь запретный плод сладок. Пример: если мы выйдем на станцию метро «Петровка» и опросим 1000 человек, в лучшем случае 50 из них вспомнят, что эта станция получила название от имени Григория Петровского. А из 50 всего лишь пятеро сообразят, что это было связано с тем, что Подольский район когда-то назывался Петровским. Если сегодня эту станцию метро переименуют, мы прорекламируем Петровского, которого мало кто помнит даже из современных историков.

На днях мне позвонила знакомая, руководитель музея одной из киевских школ, и, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, сообщила, что уходит из школы. Директор школы вызвал ее и заявил, что музей уже не актуален, мол, думайте, куда деть экспонаты...

Она — создатель школьного музея, начала собирать экспонаты еще в 70-е годы (кстати, ей 78 лет, а она продолжает ходить с детьми в походы). Это великолепнейший музей! Среди частей, которые освобождали Киев, была 17-я артиллерийская дивизия, получившая наименование киевской. В музее находится боевое знамя дивизии; вещи, которые прошли с людьми войну, артиллеристы передавали свои шинели. Часть экспозиции — это история самой школы. Чем плох такой музей? Ведь эти люди боролись за свою Родину, это ли не урок патриотизма? И это не первый подобный случай.

Как быть, например, с погибшим на Востоке командиром афганской сотни Олегом Михнюком? Прошедшим Афганистан и награжденным двумя орденами Красной звезды, медалями, орденами «За мужество»... Это история.

— В свое время именно с декоммунизации начали возрождение страны Восточной Европы. Сегодня Украина наконец-то (хотя и с опозданием в 23 года) пытается избавиться от тоталитарного прошлого, его идеологии и символов. Однако в депутатской и экспертной среде не утихают споры о пакете декоммунизационных законов, еще не подписанных президентом. Главными проблемами закона о декоммунизации называют неоднозначное отношение граждан к этому вопросу и затратность.

— Есть много расчетов, во сколько выльется переименование сел, улиц. Но забыта самая дорогая, как мне кажется, составляющая этого закона. Переименовать нужно не только города, но и заводы. Завод «Большевик» 80 лет известен на рынке под своим названием, «Ленинская кузница» — с 1924 года. Я сомневаюсь, что легко можно будет пробиться на рынок под именем «Южнорусский машиностроительный завод» (историческое название «Ленинской кузницы») или «Киевский машиностроительный завод Гретера, Криванеко и К°» (первое название «Большевика»). Что такое ребрендинг? Это миллиарды. Об этом никто не говорит. Эти цифры не сопоставимы с переименованиями городов и улиц. Они лягут на эти заводы, и мы добьем их окончательно.

— С одной стороны, мы, украинцы, хотим реформ, но в то же время опасаемся их, ведь происходящее в нашей стране реформирование на скорую руку часто приводит к ухудшению ситуации. Как сегодня обстоят дела в сфере образования?

— Готовится новый закон об образовании. Самое страшное в том, что это реформа ради реформы. Одна из его идей — разделение школ по уровням: на младшую, среднюю и старшую. Причем не формально, а физически. Мол, на Западе так. Далеко не всегда так на Западе. Я был в свое время на стажировке в США, Голландии, Германии. Это нельзя делать в скоростном режиме. Если же закон примут в сверхсрочном порядке, то уже с 1 сентября попытаются разделить школы. Как быть с теми школами, которые уже создали, с одной стороны, комнаты для отдыха шестилеток, а с другой — современные лаборатории для старших классов? В некоторых учебных заведениях сложились целые школы обучения физике, математике... Если они стоят рядом, одну из них придется ликвидировать — отдать под младшую школу.

Мы говорим, что сегодня экономическая ситуация достаточно сложная. Любая реформа требует денег. Кто посчитал, во что обойдется это разделение? Кстати, для ребенка самый болезненный переход из 4-го в 5-й класс, то есть от одного учителя ко многим. Школьнику легче пережить этот период, когда рядышком, в этом же помещении сидит его первый учитель, к которому он может прибежать поплакаться или наоборот похвастаться своими успехами.

Еще. Мы боремся с коррупцией. И при этом создаем коррупционную базу? Один прием в школу — это лазейка для коррупции. Принятие закона умножит эту вероятность на три, ведь нужно будет поступать в три школы. Мы можем сколько угодно бороться с коррупцией, просто не нужно создавать базу.

Давайте откажемся от внешкольного образования, ведь в Европе его нет! Это детские и юношеские спортивные школы, дома творчества и клубы туристов, станции натуралистов, радиотехников… Да, это советский уникум. Западные коллеги, приезжая к нам, очень удивлялись, ведь у них за все это платят родители. Но давайте не забывать, что уровень жизни на Западе совсем другой!

Уже внесены изменения в закон о физической культуре и спорте. С 1 сентября вводится обязательная плата за обучение в спортивных школах. Ранее это коснулось музыкальных и художественных школ. В зависимости от вида спорта будет устанавливаться стоимость. Нам что, не нужны здоровые люди? Мы говорим о подготовке к службе в армии и в то же время вводим плату в спортивной школе. А какие расходы будут на медицину потом, мы растим больное поколение?

Вспомните о летальных случаях на уроках физкультуры (кстати, они были и раньше, просто не получали столь широкого резонанса в СМИ). Какая реакция последовала? Запретить на уроке физкультуры зачеты, нагрузки. Мальчишкам 15–16 лет мы запрещаем бежать кросс, заниматься спортом, при малейшей проблеме ставим спецгруппу.

Показателен случай. В 2009 году я выпускал свой класс, где было трое мальчишек, на тот момент кандидатов в мастера спорта, прошедших со мной поход в Заполярье. Это четвертая категория сложности, 250 км по тайге! В этот год можно было на выбор сдавать экзамен по физической культуре. Ясное дело, что эти дети, которые давали фору всему классу, выбрали данный предмет. Однако школьный врач им не разрешил, мол, при диспансеризации в школе у них нашли проблемы со здоровьем. В то же время в спортивном диспансере им разрешили бегать на чемпионате Украины. В результате двое из этих троих мальчишек поступили в Институт физкультуры, стали мастерами спорта.

А теперь возвращаемся к остальным детям, которым не разрешают бегать. Наступает 18 лет, молодого человека призывают в армию, вешают на него 30 кг амуниции и предлагают пробежать кросс. Об этом кто-то думает?

Провозгласив красивый лозунг, мы создаем видимость реформ. Кстати, 12-балльную систему в школах ввели буквально в течение двух недель. Год еще мы, учителя, разбирались, как ставить оценки. До сих пор я не считаю, что это дало хоть какое-то улучшение. Далее мы срочно сделали 12-летнее обучение, потом от него отказались, а затем вернулись снова… Мы уничтожаем лучшее, что было, но при этом стратегии развития у нас нет.

Очень красиво звучит: деньги идут за выпускником. Если вуз популярен, и больше абитуриентов подало документы в это учебное заведение, в нем собираются увеличить количество бюджетных мест. Хорошо, мы дадим море мест в Киево-Могилянскую академию, КНУ и КПИ. Первый вопрос: где студенты будут жить? Общежитий не хватит.

В Министерстве молодежи и спорта задумали реформу: мол, на Западе нет разрядов и мастеров спорта, давайте и мы откажемся. Мы доказываем, что, может быть, для взрослых это и не столь важно (хотя, думаю, заслуженного мастера спорта с удовольствием получает каждый взрослый). Когда ребенку вручаешь значок кандидата в мастера спорта, заработанный его трудом, он потом с такой гордостью ходит с ним по школе! Не снимая годами. Сейчас, кстати, такие значки уже не выпускаются. Просто выдают бумагу. Я искал фирму, договаривался, собирал заявки со всех центров, чтобы удешевить. Благодаря этому дети сегодня имеют значки. Нельзя быть обезьянами!

Когда я был на стажировке в Америке, знаете, какой был для меня самый сложный вопрос в итоговой анкете? «Чему новому вы научились и что узнали?» Когда американцы приехали с ответным визитом, им задали вопрос, насколько хорошо их методы внедряются в наших школах. Нужно отдать должное американскому учителю, который ответил: «Вы знаете, я не знаю насчет наших методов, но то, что я увидел методы, которые буду внедрять у себя, это точно». Во время поездки в Америку на меня произвело впечатление, что в каждом классе есть проектор, на урок приезжает тележка с 30 ноутбуками. Это было в 2003 году. В 2005 году у меня в классе появился проектор. Я это внедрил. Все мои уроки проходят с презентацией. Это очень наглядно и удобно: если ребенок пропустил урок, я ему сбрасываю презентацию. Другое дело, что у некоторых учителей вся эта техника простаивает. Они ее не используют, не умеют и не хотят.

— В 124-й школе на Подоле вы многие годы ведете туристический клуб, выпустив несколько поколений «туристов». Говорят, что у вас есть даже собственный стенд для скалолазания. Есть музей. Как удается выживать в столь нелегкое время?

— Наш туристический клуб существует с 1987 года. К нам приходят из разных школ, но основа, конечно же, наша СШ №124. Я постоянно тесно общаюсь с военными, ведь туризм очень хорошо готовит к армии. Мои подопечные, взяв в руки карту и компас, не заблудятся, выйдут из любой местности. Построят за пять минут шалаш, преодолеют любую преграду, потому что знают, как пройти по веревке или, например, по бревну. У нас есть свой стенд скалолазания, поэтому дети умеют подниматься и спускаться с любой высоты. К нам стоит очередь из разных воинских частей, чтобы мои ребята показали, как это делать. Звонят из Житомирской бригады и спрашивают, никто ли из моих подопечных не идет в армию. Ведь они хорошие состоявшиеся инструкторы.

В нашей школе есть музей, который пополняется экспонатами из наших походов. Там есть, например, рубило — ему 2 млн лет, окаменевшая пальма, «золото дураков» — пирит с полярного Урала, мох с Заполярья, амфору нашли в пустыне Каракумы. Когда меня спрашивают, куда вы ходите, я называю точки. Самый восточный поход — Байкал. Самый западный (каждые пять лет) — в Брестскую крепость, по местам боев. В свое время у нас был цикл — сначала под Киевом, потом Крым, Карпаты, затем Брест. На следующий год дети шли, как правило, на Карельский перешеек — линия Маннергейма. Там такая красотища — озера, дикая природа, плюс посещали Питер. Следующий поход — Мурманская область, Заполярье. Самый южный поход — пустыня Каракумы. Там с горы видно Иран, ведь до границы всего четыре километра.

В этом году во время весенних каникул мы проводили учебно-тренировочный сбор. Неделю жили в Буче. Сами питались. Родителям это обошлось (с питанием и проездом) в 250 гривен. Мы всегда ведем таблицу расходов всех средств до копейки.

В туризме нет богатых родителей. Как правило, туризмом занимаются дети из семей среднего и ниже среднего класса. Мы стараемся держать склад. Чтобы немножко сэкономить, закупили сахара, тушенки. В течение нескольких лет накопились деньги, мы положили их на депозит. Удается покупать что-то новое.

Кстати, в нашем обществе есть и обратная проблема. Если родители узнают, что клуб или секция бесплатные, ими это воспринимается как минус. Парадокс: к заслуженному тренеру Украины, воспитавшему в свое время чемпионов мира и набирающему бесплатную секцию, идут три-четыре человека. Зато в платное карате, где преподает не пойми кто, идут многие. В моей школе с этим нет проблем, ведь многие ученики либо сами ходят, либо знают тех, кто ходит. Знают наш уровень. Школьный турклуб имеет шесть мастеров спорта, более 30 кандидатов в мастера спорта.

Детские лагеря сейчас в очень тяжелом положении. Вы помните, какое количество их было под Киевом и сколько осталось сейчас? Единицы. Остались те, где умный начальник предприятия не дал разрушить. В Пуще-Водице, мне кажется, не осталось ни одного лагеря. В Конча-Заспе остался «Каштан» завода им. Е. Патона. Лагерь на высочайшем уровне, но и стоит немало. Сегодня держатся те лагеря, где сумели найти, чем детей занять. Там, где пытались выжить только на «хорошо покормить» и устроить танцульки, одно из двух — либо лагерь умирал, потому что становился неинтересным, либо происходили не очень хорошие вещи, и лагерь опять же заканчивал свое существование. К тому же, если раньше лагеря были на профсоюзном бюджете, сегодня они брошены на произвол. Более того, с этого года ситуация еще более усугубляется. Раньше мы могли использовать деньги соцстраха на оздоровление детей. 850 детских спортивных школ были на бюджете соцстраха, соцстрах имел право давать деньги на лагеря, на элементарные новогодние подарки детям. В нынешнем году с целью сокращения дефицита бюджета все это запрещено. Детские спортшколы кое-где уже начали закрывать. Мы теряем систему соцстраха. При этом альтернативной системы или страховой медицины у нас пока нет. И не скоро будет. То, что у нас было аналогом, просто в другом виде, мы уничтожаем.

Мы как-то выживем. В нашем туристическом клубе за многие годы создалась база, есть запас туристического снаряжения. Не выживут художественные коллективы — там, где нужна техника и материал. Не выживут начинающие турклубы, ведь рюкзак сегодня стоит дорого, цена, например, байдарки — 5 тыс. грн, катамарана — 50 тыс. Если все это разрушится, куда пойдет ребенок?