Замаскированный под украинца Отто фон Штирлиц

У нас часто упрекают: чего это вы говорите на языке оккупанта?! То есть по-русски. Я думаю: а действительно ли русский — ну, такой уж оккупантский, что нет сил слышать?

Скажем, в Карпатах есть железнодорожная колея времен Австро-Венгрии. Да, австрийцы в свое время были на украинской территории оккупантами. Но они построили железную дорогу, по ней сейчас ходит поезд Киев—Рахов, и мы охотно им пользуемся. Никто не говорит: фу-у, это же мосты и туннели оккупантов! А польский граф Потоцкий (Польша тоже была оккупантом) построил в Умани замечательный парк «Софиевка», внесенный в список «Чудес Украины». А сколько на наших заводах было и есть станков, которые после Второй мировой вывезли из Германии? Станки оккупанта?.. Партизаны пользовались немецким оружием и называли его трофейным, а не оккупантским. И сейчас автоматы Калашникова производства Ижевского механического завода в руках украинских военных не считаются чем-то оккупантским. Почему тогда русский язык оккупантский?

Может, назвать его трофейным? В таком случае неплохую имеем добычу, ведь это один из шести официальных языков ООН. Украинский в это число не входит.

Понимаю, что на эти мои мысли оппонент может покрутить пальцем у виска: бред, софистика, игра в слова. Я не буду отрицать. Но добавлю: это ответ на такую же софистику о языке оккупанта. К чему тут впутывать понятие оккупант/не оккупант, если русский — родной для очень большого количества украинцев?!

А такие упреки: не способен выучить украинский язык в украинском государстве?..

Скажем, если человек не владеет китайским языком, то он ни понять китайца не сможет, ни что-то ему объяснить. Это дважды-два!

Но если киевлянин о чем-то спрашивает у киевлянина на украинском языке, тот понимает вопросы и отвечает на русском? И... получает реакцию возмущения: у-уу, языка не знает! Чего ж не знает, если вопрос понял?

Когда условный Кивалов с трибуны ВР говорит: «ПрАшу пАставити питання на гАлАсування», это, опять же, вызывает возмущение языковых патриотов. Но если с таким же аканьем эту же фразу произнесет условная Юлия Владимировна, ей это простят. Мол, она же из Днепропетровска, специфический акцент.

Может, нашелся бы какой-то программист и написал компьютерную программу, которая бы определяла: человек совсем уж не владеет украинским, или у него акцент, или это суржик? А если суржик, то его относить к украинскому или к русскому?

Вот в промышленности четко: если добавленной стоимости более 10% — это товар украинского производства. Если меньше — извините, это уже импорт. А с языком?..

Есть у меня приятель. Он родился и вырос на Борщаговке, русскоязычный. В юношестве мы вместе работали матросами на днепровском речном флоте. Потом я стал журналистом, а он пошел дальше по флотской колее, сейчас работает за границей на контрактах — старший механик теплохода. Полгода в море, полгода в Киеве.

Недавно пили мы с ним кофе. Мне позвонили, я ответил по-украински, выключил телефон. И между нами состоялся такой диалог:

— Поди ж ты, как ты хорошо говоришь на украинском. А когда-то не умел. Помню, тебе боцман по-украински говорит, а ты ему по-русски, он на украинском, ты на русском...

— Пришлось выучить. В Киеве быть журналистом без украинского языка, сам понимаешь...

— А я вот никак не заговорю. Бывает, попробую, так получится что-то, как у Азарова: «папірєднікі», «зрастання еканомікі». Всем смешно. А как я могу заговорить чисто? Откуда оно возьмется?

— Но ведь ты на своем теплоходе общаешься на английском. Как-то его выучил?

— Там совсем другая ситуация. Во-первых, у меня не было выбора: либо есть английский и есть работа, либо нет английского и ты стоишь на пирсе, провожаешь глазами теплоходы, где у других есть работа. Русского на теплоходе под мальтийским флагом не понимает никто. Но русский в Украине понимают все. И в Киеве у меня никогда не стоял вопрос: или украинский язык, или работа. Стоял вопрос: умею ли я гайки крутить. А я их умею крутить.

Там за мой слабенький английский меня скорее уважают, чем презирают. В Украине за плохой украинский — наоборот. Сознательные патриоты шипят на тебя, как те бабы в церкви. Англичанин с первой фразы понимает, что я говорю неважно и пытается мне помочь: замедляет темп, произносит отчетливо, подбирает простые слова, корректно подсказывает — учит. Потому что ему надо не вытереть об меня ноги, а чтобы я понял, чего он хочет. В широком смысле, владеть английским — это суметь донести свое мнение и понять точку зрения другого. С украинским иначе. Владеть украинским — это значит владеть им в совершенстве. Как разведчик, которого готовили во вражеский тыл и два года логопеды ему вытравливали акцент. Как только ты скажешь «папірєднікі», сразу получаешь приговор: москаль! То есть ты или безупречно замаскированный под украинца такой себе Отто фон Штирлиц, или — если «папірєднікі» — российский шпион Максим Максимович Исаев, которого надо расстрелять. А какой же я москаль, я киевлянин с Борщаговки... Поэтому и говорю на русском.

Такой языковой диалог у нас состоялся. У нас, двух бывших матросов днепровского пассажирского теплохода «Прибой».

Как-то я не люблю делать выводы в подобных материалах. Потому что здесь вывод — это будто навязывание кому-то собственного мнения. Я этого не хочу. Не знаю я правильного ответа: как быть с языковым вопросом. Но и не верю тем, кто делает вид, будто ответ знает, и он у него правильный. Как по мне, не может быть истины в вопросах языка. Особенно в отношении русского и украинского.

Запреты и предписания не подействуют. Зачем их выдавать? Разве что запрет поднимать языковой вопрос в политической агитации. Чтобы договорились политические лагеря: кто скажет слово «язык» — того вон из гонки. Но, судьи кто? Нет судей в Украине...