Война на Донбассе: Как и почему отдавали Донецк — воспоминания полковника

Первым, кто прибыл на восток нашей страны в связи с известными событиями пятилетней давности, был спецназ Управления государственной охраны. Какую роль должна была сыграть та кампания в новейшей истории нашего государства? Что на самом деле происходило в Донецке? Могла ли спецоперация при благоприятном исходе развернуть события на Донбассе в ином направлении? До сих пор не прозвучавшие ответы на очевидные вопросы и неожиданные подробности озвучил в интервью «Ракурсу» Владислав Кошмяков — полковник, ветеран воинской службы, кавалер двух орденов «За мужество» I и II степени, экс-руководитель подразделений специального назначения «Булат» и «Гром» Управления государственной охраны Украины.

— Владислав Вячеславович, как началась война на Донбассе для вас?

— В день вылета в Донецк руководство Управления государственной охраны было задействовано вместе с подчиненными около Верховного суда Украины, где собрались активисты, радикально настроенные люди, требующие люстрации судей, «выгнать плохих и назначить хороших».

В тот день под Верховным судом я видел ряд людей, находившихся в розыске как подозреваемые в нападении на сотрудников милиции с применением огнестрельного оружия. Были среди них и члены организации «Белый молот», причастные к совершению преступлений в отношении сотрудников милиции, в том числе к расстрелу милиционеров на КПП.

Видимо, ситуация была настолько критической, что, несмотря на происходившее под Верховным судом Украины, руководство государства пришло к выводу, что в Донецке все же тревожнее. Управлению государственной охраны поступила команда по тревоге сформировать сводный отряд и в течение двух часов прибыть на аэродром Гостомель со штатным вооружением и боекомплектом.

Мы не знали, Донецк или Луганск, но было известно, что пункт назначения — на тех территориях. И прямо от активистов, прогонявших неугодных судей через «коридор позора» и вешающих чучела служителей Фемиды, в режиме тревоги спецназ «Булат», контрснайперское подразделение «Гром» и другие подразделения Управления госохраны и даже преподаватели Института УГО университета имени Шевченко — 200 человек — перебрасывались на восток, где вскоре начнется война на Донбассе. Мы даже изменили эту цифру, вызывающую понятную каждому военному ассоциацию: кажется, взяли на одного-двух человек больше.

Кроме спецназа в течение нескольких часов на аэродром прибыли оперативные работники и сотрудники штаба нашего управления. На другой рулежке там уже стоял самолет, на котором, как нам сказали, улетала «Альфа», спецназ СБУ. Мы предполагали, что действовать будем вместе, однако они улетели в Луганск.

— Почему в Донецк отправлялось Управление госохраны? У нас разве мало спецназов, прямым назначением которых является участие в такого рода операциях? При чем тут вообще УГО?

— Видимо, причиной тому послужил коллапс, в котором находились правоохранительные подразделения. Они были сильно деморализованы происходящим на Майдане, куда их стянули в ходе объявленной тогда антитеррористической операции, в результате которой они оказались брошены своим командованием. Оставив свою материальную часть, в том числе боевую технику, переодевшись в гражданскую одежду, они беспорядочно бежали из Киева, пытаясь спасти хотя бы свое табельное оружие. Мы военнослужащие, у нас был приказ: подняться по тревоге, прибыть на аэродром, погрузиться в Ил-76. А приказы надо не обсуждать, а выполнять.

У нас есть свой спецназ «Булат», на тот момент более-менее одетый, обутый и вооруженный. УГО располагает контрснайперским спецподразделением с профессиональными снайперскими комплексами.

— Это фактически тоже снайперы?

— Да. У нас задача — выявить снайпера, другие вооруженные угрозы и уничтожить, а подготовка специалиста практически такая же. На этом этапе мы понадобились в большей степени именно из-за наличия снайперов, которые могут прицельно уничтожать угрозу, а не поражать массово гражданских лиц.

Весь личный состав разместился в салоне двумя ярусами — погрузились в двухпалубный самолет Ил-76 (впоследствии сбитый при посадке на Луганский аэродром, капитан корабля Александр Белый). Тогда было сказано, что летим в Донецк. Задача не уточнялась.

В Донецком аэропорту имени Прокофьева нас не встретили специальные машины для препровождения по месту назначения. На аэродром выгнали маршрутки — частников типа желтых «Богданов». Некоторые водители, увидев нас, выгружающих оружие, уехали сразу. Очевидно, они поняли, что мы приехали усмирять протесты. На то время в Киеве горадминистрация уже не первый месяц была под контролем активистов. Донецкая также была занята активистами, только донецкими. Загружались в оставшиеся маршрутки как могли, вместе с боеприпасами, личными вещами.

Нас доставили в зенитно-ракетную часть, и уже там предварительно уточнялась поставленная боевая задача. Поступила команда освободить помещение Донецкого СБУ, занятого местными активистами, уже захватившими, по предварительной информации, ружпарк (комнаты хранения оружия. — Ред.). Мы не имели точных данных, но знали, что Донецкое СБУ находится под контролем неких протестующих, очевидно, уже вооруженных. Руководил операцией по освобождению ДонСБУ заместитель начальника УГО. 

Военной техники для нас не нашлось. Мое подразделение в полным вооружении, с автоматами и пулеметами, с заряженным боевым комплектом снова было погружено в маршрутные автобусики и так выступило на штурм. Наше дело как спецназа было штурмом овладеть зданием, освободив его от незаконного захвата. Для подобных операций прибывшие с нами оперативные работники и другие сотрудники, тем более преподаватели, не предназначены, поэтому они находились во втором эшелоне и должны были зайти уже после нас, в освобожденное нами здание.

Уже не помню, как убедили водителей. Но все время было опасение, что они, помогавшие, мягко говоря, неохотно, могут завезти нас прямо в засаду, ведь мы плохо знали город и не были готовы к операции (подходы-отходы к зданию предполагаемого штурма).

Задача была — овладеть зданием «с колес». В тяжелой экипировке, в полном вооружении мы вываливались из этих маршруток в узкие двери, цепляясь снаряжением и своим вооружением, застревая в дверных проемах. Подскочили к зданию СБУ, рассыпались и заняли позиции.

«Форма номер 8» и ее роль в войне на Донбассе

— Описывая те события начала войны на Донбассе, руководитель Управления госохраны Валерий Гелетей заявил, что мастерство, проявленное тогда сотрудниками УГО, создало впечатление, будто в Донецке действовал спецназ НАТО. А информация о прибытии в Донецк десанта НАТО действительно распространилась в СМИ…

— По всей видимости, это произошло, когда мы выходили из самолета, а водители маршрутных автобусов увидели, как говорят в армии, нашу «форму номер 8 — что купили, то и носим» и разнесли слухи о том, что в Донецкий аэропорт прибыл какой-то зарубежный спецназ. Дело в том, что тогда на многих, в том числе и на мне, были формы стран НАТО — немецкая, английская, американская. Именно потому и прошла эта новость об иностранном спецназе, высадившемся в Донецке.

Единой формы спецназа для соответствующих задач тогда не было, поэтому кто где что купил, в том и прилетели. Военторгам в то время делали кассу, выкупая любую иностранную форму — и недорого, и форма качественная. В итоге это сыграло свою серьезную роль в военном значении. Захватившие здание Донецкого СБУ приняли нас за иностранный спецназ. Поэтому когда мы выдвигались на штурм СБУ, занявшие помещение поняли, что понесут большие потери. В результате они просто покинули здание и перешли в Донецкую облгосадминистрацию.

Начало войны на Донбассе: штурм и оборона

Когда в ходе штурма мы выскочили на центральный вход СБУ, оказалось, что он был забаррикадирован по всем правилам военной тактики. Здание было укреплено грамотно: огневые точки, ловушки на лестницах, крыша, подготовленная к защите от штурмового десанта, — это почерк кадровых военных, а не просто проходивших срочную службу. Если бы они решили защищать здание, мы неминуемо понесли бы большие потери.

Я и мой заместитель шли первыми, зачищая здание и проверяя помещения, вышли на крышу, где были установлены два флага — Народного ополчения Донбасса и триколор.

— Зачем вы шли первым? В случае вашей гибели подразделение осталось бы «обезглавленным» в столь сложной обстановке.

— Честно говоря, я тогда только принял эту должность и личный состав меня мало знал. А люди не понимали, зачем мы все это делаем, и задавали вопросы, которые наш генералитет не очень-то хотел выслушивать. Специфика моего спецназа в том, что у нас, как и в «Альфе», подраздел комплектуется из лиц офицерского состава — офицеров и прапорщиков на офицерских должностях. Большинство офицеры. Естественно, они задавали вопросы. Что мы здесь делаем? На каком основании? Почему мы оставляем объекты, непосредственно прописанные в нашем профильном законе, и улетаем в другой город? В общем, настроение было тревожное, в нашем сводном отряде возникло некоторое роптание. Побег верховного главнокомандующего, на охрану жизни и здоровья которого было заточено все управление, общая обстановка в стране — все это приводило в замешательство и не способствовало боевому духу.

Поэтому если бы я не шел впереди, подчиненные считали бы, что их в очередной раз используют в не до конца понятной им ситуации. А видя впереди командира, который несет все риски, в том числе уголовной ответственности, они уже смогут утверждать при последующих возможных разбирательствах, что он шел впереди, выполняя зачистку здания, а мы шли за ним.

На тот момент у всех без исключения была неуверенность в том, имеем ли мы право это делать. Кроме того, события на Майдане показали, что в конце концов человек в погонах, выполнявший приказ руководства, впоследствии остается в своей ситуации один, без защиты, ему не на кого опереться. Доходило до того, что раненым бойцам в районе улиц Институтской и Грушевского даже не оказывали помощь в медучреждениях. Генералы не вступятся, признав, что лично отдали соответствующий приказ, а будут спасать себя, объясняя поведение подчиненных их собственной инициативой, о которой руководству ничего не известно.

— Какие сомнения могли возникать в правильности ваших действий, если неизвестными лицами было захвачено здание Службы безопасности Украины и облгосадминистрация?

— Видите ли, в Киеве и других регионах Украины происходило ведь примерно то же самое, но там никто не штурмовал горадминистрацию… Кроме того, меня подчиненные прямо спрашивали: где СБУ, наши коллеги из «Альфы», которые обязаны защищать свое здание и, тем более, его освобождать? Почему вообще мы в этом участвуем, еще и без их поддержки?

Вот поэтому я и должен были идти впереди, другого варианта просто не было.

К тому же контрснайперское подразделение, участвовавшее в операции и находившееся в моем подчинении, — все они на тот момент подозревались в расстреле Майдана и были отстранены от исполнения служебных обязанностей. Это озвучивалось везде, со всех телеэкранов, а уважаемый Геннадий Москаль прямо называл фамилии людей, указывая их позиции на крышах правительственного квартала и даже марки винтовок.

Поэтому зная о том, что они подозреваемые в расстреле Майдана, а здесь должны применить огнестрельное оружие и, возможно, впоследствии окажутся виновными в расстреле донецкого майдана, чувствовали они себя, мягко говоря, неуверенно. Ведь никто же не знал, как станут развиваться события дальше.

Из правовых оснований у нас фактически было одно — временно исполняющий обязанности президента Турчинов подписал соответствующий указ. Уже там, на донецкой земле, многие впервые услышали, что есть указ и. о. главнокомандующего, в соответствии с которым УГО необходимо взять под охрану Донецкую обладминистрацию. Функции, которые мы по закону выполняем в правительственном квартале столицы, указом было поручено осуществить в отношении Донецкой ОГА. И это сняло возникшую напряженность.

Прямо было сказано: принимаешь в подчинение людей, расстреливавших Майдан.

В ситуации, когда активисты приходили под государственные объекты и выносили высших должностных лиц государства, мне необходимо было попытаться повлиять на свой подчиненный личный состав. Параллельно стояла задача разоблачить и отдать под суд. Мне ведь начальником УГО прямо было сказано: принимаешь в подчинение людей, расстреливавших Майдан.

Подозреваемых в расстреле Майдана вернули на должности и пообещали, что преследование и проверки в их отношении будут прекращены.

И мне надо было в процессе службы понять, изучая людей, исследуя журнал несения службы и другие внутренние документы, по разным косвенным признакам определить — кто из них мог стрелять по протестующим… То есть, с одной стороны, этих людей я должен был выявить и разоблачить, а с другой — вести за собой в бой, выполняя приказ.

— Почему вообще подозреваемые в расстреле Майдана оказались в этой командировке, на войне на Донбассе?

— Все очень просто: других не было. События развивались так стремительно, что я впервые задумался об этом уже по дороге в Донецк. Все делалось с колес. В силу обстоятельств эти люди снова стали востребованы. Мы уже находились в Донецком СБУ, когда приказом начальника Управления подозреваемых в расстреле Майдана вернули на должности и пообещали, что преследование и проверки в их отношении будут прекращены. Впоследствии их все равно проверяли еще около двух лет и эти подозрения не нашли никакого подтверждения.

Так как здание было хорошо укреплено, нам оставалось доработать детали, укрепить тыл и наладить караульную службу. Были расставлены посты и дан приказ в случае попытки захвата здания СБУ применять оружие согласно уставу караульной службы ВСУ и закону о милиции.

Когда нам удалось бескровно и без потерь со своей стороны занять здание СБУ, из Киева прибыл руководить дальнейшей операцией начальник Управления, а его заместитель был отправлен в столицу.
В ходе ожидания дальнейших приказов из Киева тогда впервые было применено оружие — это случилось при попытке захвата ДонСБУ группой неустановленных лиц. Наверное, это были первые выстрелы в ходе АТО, перетекшей в войну.

Когда мы улетали в Донецк, предполагалось, что мы действуем в рамках операции «Бумеранг» — антитеррористической операции, проходившей в центре столицы. Поэтому речь идет об операции, объявленной в связи с событиями на Майдане и не получившей логического завершения.

Дезертиры и брошенные знамена в начале войны на Донбассе

В здании осталось знамя УСБУ и государственный флаг! Каждый военнослужащий знает, что при отходе или эвакуации первым делом спасают знамя части и тем более — государственный флаг. Но они остались стоять в кабинете возле кресла руководителя…

Вообще ситуация была совершенно дикой: мы находились в их здании, а сотрудники СБУ даже не приходили на службу, не говоря уж об оказании нам какой-либо помощи, хотя бы информационной —. о происходящем в городе. За исключением одного офицера, очень толкового, кстати, специализирующегося на антитерроре. Остальных, которые должны были как минимум помогать нам освобождать здание, не было. Они все куда-то исчезли вместе со всеми службами.

— Ну а хотя бы руководителя УСБУ вы видели? Почему именно он не руководил антитеррористической операцией, как должно было быть?

— Абсурд ситуации заключался в том, что должность, которая в мирное время нарасхват и дорогого стоит, тут оказалась невостребованной. Образовался правовой вакуум, и руководитель УСБУ нужен был позарез для легализации наших антитеррористических действий. Получив соответствующие полномочия, начальник УГО предложил эту должность мне. На что я сказал, что желания такого не имею, но в случае соответствующего указа выполню его. Впоследствии мне было поручено заняться подготовкой освобождения Донецкй обладминистрации, в связи с чем должность начальника УСБУ предлагалась еще двум людям, которые категорически отказались от нее.

— А остальные спецподразделения — «Сокол», «Альфа», «Омега» и т. д. — куда подевались?

— Все местные силовики также находились в ступоре и не выявляли желания участвовать в операции по освобождению ОГА, находя массу объяснений. Кроме того, на тот момент многие из них уже прошли через Майдан и видели сложившуюся ситуацию и ее последствия. Задавали вопросы: почему вы считаете, что здесь надо штурмовать, а в Киеве этого делать не стали? На совещания приезжал и ставший известным впоследствии Ходаковский, который затем возглавил батальон «Восток» и входил в руководство ДНР.

Именно во дворе Донецкого СБУ стоит печально известная нынче часовня. Она попадает в кадр почти всякий раз, когда показывают наших пленных, после Иловайска. Это все тот же двор Донецкого СБУ, где теперь идут допросы наших военнопленных.

— В те же дни я подключилась в Zello-рация к местным группам — Донецк, Луганск, Горловка. Интересно было понять, что происходит там на самом деле, каковы местные настроения. Слушая переговоры, была поражена количеством людей, отнюдь не сочувствующих, так сказать, центру. Обычные местные люди отслеживали передвижения, как я теперь понимаю, ваших же подразделений, активно обменивались информацией и были настроены крайне недоброжелательно по отношению к украинским военным. Вы чувствовали отношение местных к вам? Вы же сталкивались с ними, хотя бы закупая продукты в магазине? У меня тогда сложилось впечатление, что многие там ненавидят все, что исходит из Киева.

— Это правильное впечатление. Во всяком случае, с моим оно совпадает. Отношение было, мягко говоря, недоброжелательное. Нам не помогали не только гражданские, но, как я отметил, даже сотрудники СБУ, носа не казавшие на службе.

— Штурм обладминистрации был отменен из-за отсутствия руководства СБУ, поддержки местных силовиков?

— Местные силовики решили остаться в стороне, но мне было сказано, что несмотря на это, штурм администрации состоится. Предполагалось, что помощь в штурме нам окажет третий полк кировоградского спецназа, охранявший Донецкий аэропорт. Но поскольку они принадлежат к ВСУ, а не внутренним войскам, сказали, что их использование в данной ситуации могут счесть незаконным. И возможно, они смогут помочь нам лишь боеприпасами. После этого стало понятно, что осуществлять штурм нам придется своими силами, то есть с применением нашего спецназа.

На третий или четвертый день пребывания там мы начали усиленно готовиться к штурму ДонОГА. Мы тренировались выбивать двери и зачищать кабинеты — прямо в помещении СБУ. В отличие от «Альфы», атакующего подразделения, бойцы «Булата» подготовлены к обороне. Хотя оба подразделения являются субъектами антитеррористической деятельности.

Мы отправились изучать господствующие высоты в районе ОГА. Установили, что проход снайперских пар на крышу будет виден, незаметно накрыть своим огнем администрацию мы не могли, наши передвижения отслеживало местное население, двери были заблокированы замками. В результате мы понимали, что снайперские пары не смогут поддержать своим огнем атаку «Булата».

Кроме того, снайперы стали задавать вопросы. Как им отличить гражданского от вооруженного боевика, незаконно завладевшего оружием? Кто конкретно будет давать команду на открытие огня? Ситуация накалялась в моральном плане, у нас появились заболевшие и беглецы — один из руководителей нашей медслужбы просто собрался и уехал на вокзал.

Нам удалось заполучить план-схему здания, правда, очень плохого качества. Штурмовые лестницы и средства для выбивания дверей, перекусывания проволоки и т. д. взяли у местных сотрудников МЧС, пожарная часть которых находилась неподалеку.

В свою очередь, протестующие к нашей атаке были готовы: емкости с горючей смесью, огромные баррикады из шин, заставляющие передвигаться зигзагом. Мы занялись определением слабых мест в их обороне, через которые можно было с минимальными потерями ворваться и уничтожить вооруженных боевиков. Нам было известно, где находится руководство этого сопротивления.

— Каким образом вы узнали об этом?

— Была проведена определенная оперативно-агентурная работа. Найден ряд людей, готовых помогать информацией. Один согласился подсказать, где что расположено, и даже предоставить нам бейджики, по которым находящиеся внутри протестующие-боевики опознавали друг друга. Мы собирались ввести в здание наших вооруженных людей, которые при начале штурма изнутри поддержат нашу атаку и при прорыве подскажут, куда двигаться штурм-группе.

— Это был местный?

— Да.

— А почему он взялся помогать, так рискуя?

— Это был один из участников Майдана в Киеве, ранее уволенный из налоговой. У него было условие: я вам помогу, а вы меня потом восстановите в налоговой милиции. Генералы пообещали, но налоговая Донецка не состоялась, и впоследствии человек был принят на службу в наше управление.

Ночью мы готовились к штурму. Поступала информация, что часть местных силовиков («Альфа», «Сокол», «Беркут») будет помогать протестующим оказывать нам сопротивление, в том числе штурмовать здание СБУ. Таким образом, ситуация переходила в противостояние между силовиками.

Из Киева мы отправлялись так, что у каждого было по одному боекомплекту. Учитывая количество и вооружение противоположной стороны, этого было явно недостаточно.

«Киев перестал выходить на связь»

— Как вы собирались удерживать здание СБУ, да еще и штурмовать облгосадминистрацию с одним боекомплектом на каждого?

— Вот так и собирались… Нам нужны были боеприпасы, чтобы держать оборону. На все наши запросы Киеву обеспечить нас боепитанием, не говоря о питании личного состава, нам сказали: да-да, вам помогут сейчас. 

Нам вообще негде было брать патроны, а ситуация накалялась каждый день.

Но в итоге боеприпасов нам так и не дали. Из Киева от верховного главнокомандующего и главы администрации перестала поступать информация. Несколько дней продолжались эти качели из обещаний. Ничего из необходимого для выполнения задачи не обеспечивалось. А кировоградский спецназ сам в осаде в аэропорту, и боеприпасы им могут понадобиться самим, тем более, нет правовых оснований для их передачи. 

Мы уже поняли, что нам вообще негде брать патроны, а ситуация накалялась каждый день. Поскольку мы уже открыли огонь при попытке противника выбить нас из здания СБУ, и там были пострадавшие, ситуация могла начать развиваться очень стремительно.

Еще готовясь к штурму здания СБУ, мы осознавали, что сразу же надо готовиться и к обороне, потому что в случае атаки на освобожденное нами здание вопрос будет стоять лишь о том, сколько мы продержимся. И мы понимали, что долго не сможем. Прикидывали, насколько быстро будет гореть здание.

Несколько раз нас предупреждали, что здание СБУ собираются штурмовать и что заготовлены бутылки с горючей смесью. Тогда Киев просто перестал выходить с нами на связь.

— По техническим причинам?

— Нет, они просто перестали брать трубку.

— А кто в Киеве отдавал вам распоряжения, руководил этой операцией?

— Ответ очевиден — начальник УГО напрямую подчиняется Верховному главнокомандующему. Первый был занят, так что руководил глава администрации Сергей Пашинский. Там шли переговоры, приезжал вице-премьер, глава обладминистрации. Ситуация была, скажем так, нездоровая. На совещаниях стало совершенно очевидно, что руководство не знает, что делать. Крутится вся местная тусовка, идут созвоны с Ахметовым и другими.

Боеприпасов мы так и не получили, вопрос с питанием решали на личных контактах. Мы остались один на один со своими проблемами.

Поступила информация, что будет штурм. Не мы, а нас и здание СБУ сожгут. Поэтому было принято решение оставить Донецкую область. Некоторые командиры предлагали переодеться в гражданку и выходить, спрятав оружие под одеждой. Но мои люди были вооружены по-тяжелому — со снайперскими комплексами и пулеметами, которые так просто не прикопаешь.

Я так понимаю, что было не очень интересно, вернутся ли эти 200 человек.

Мы вывезли личный состав из здания СБУ, «позаимствовав» маршрутные автобусы. К счастью, среди наших офицеров были люди, имеющие соответствующие навыки вождения. При помощи организации местных воинов-афганцев, которые хорошо понимали трагизм нашего положения, затем покидали Донецк туристическими автобусами, вызванными для перевозки… юношеского ансамбля. Мы забились в них со всем вооружением. 

— Извините меня за такой вопрос, но в итоге получилась какая-то героически-бессмысленная операция…

— По большому счету, так и есть. В итоге нас бросили. Выживали мы на подножном корму.

— Почему так произошло, как вы считаете? Руководство о чем-то договорилось и ваше задание потеряло свою актуальность?

— Я так понимаю, что было не очень интересно, вернутся ли эти 200 человек. Но то, как сложилась бы наша судьба в самом плохом для нас варианте, могло бы послужить отправной точкой для развития войны на Донбассе.

— Как вы считаете, если бы операция завершилась успешно, сегодня ситуация на Донбассе была бы иной?

— Как известно, история не знает сослагательного наклонения. Но если бы у нас были боеприпасы и поддержка других силовых структур, возьму на себя смелость утверждать, что, скорее всего, эта донецкая эпопея тогда же и закончилась бы. Но в истории Украины появилась бы еще одна кровавая дата. Потому что штурм неминуемо закончился бы смертью десятков, а то и сотен человек, большинство из которых оказалось бы гражданскими. И на тот момент гибель такого количества людей была еще за гранью человеческого понимания. Тогда мы еще не готовы были мыслить категориями «малой крови».

Когда мы прибыли из Донецка, глава администрации поздравил нас с успешным выполнением задания и сказал, что мы единственные из военных сделали это. Никто из силовиков не выполнил поставленную задачу.

Мы передали два трофейных флага и доложили о том, что нами эвакуировано знамя донецкого УСБУ, которое впоследствии так и осталось невостребованным руководством СБУ. И потихоньку эта военная машина начала двигаться. Части начали выходить из мест постоянной дислокации и хотя бы пытаться выполнять поставленные им задачи.

— Указ о взятии под охрану ДонОГА действует до сих пор?

— По идее, да, потому что указа о его отмене нам не доводили.

— Сегодня фактически назначен единственный новый руководитель силового ведомства подполковник Алексей Оцерклевич. Реальный боевой офицер, в отличие от многих, но широкой общественности известный, в основном, в связи с рукопожатием Моторолы, из-за чего даже распространились слухи, что это все выдумки российских СМИ, а в украинской армии такого офицера не существует. Как вы относитесь к этому рукопожатию?

— Впервые об офицере с позывным «Купол» я узнал, когда  мне была поставлена задача подготовить группу военнослужащих из контрснайперского подразделения «Гром» для оказания помощи и ведения боевых действий в Донецком аэропорту.

Обвинять подполковника Оцерклевича в этом могут только люди, которые понятия не имеют о реальной войне, да и об истории войн. Потому что испокон веков заклятые враги и непримиримые на поле боя противники — посмотрите историческую хронику — приветствуя друг друга отданием воинской чести, встречались вот так, для обмена пленными, передачи раненых и убитых. И такого рода «рукопожатие с врагом», как это обсуждается диванными аналитиками, не имеет ничего общего ни с предательством, ни с малодушием. Это законы, традиции и обычаи войны, и ничего постыдного в этом в данной конкретной ситуации нет.

Вторую часть интервью читайте по ссылке. Во второй части — об освобождении Славянска и других городов; незаконной прослушке в Управлении госохраны; слежке за премьером и другими высшими должностными лицами; первой реакции в штабе АТО на информацию о сбитом «Боинге»; десятке покушений на гаранта Конституции и о том, как собирались возвращать беглого президента.