Цена долговременного режима карантина

Тот, кто активно вовлечен в социальные сети, наверняка заметил, что характер сообщений постепенно принципиально меняется. В первые две недели режима карантина интернет был наводнен шутками, в которых люди демонстрировали свою находчивость в умении совладать с домашней изоляцией и пытались поднять себе настроение. Теперь же подобный юмор стал редкостью: людям не до смеха, поскольку перспективы мрачны и свет в конце туннеля не брезжит.

Картина жизни после периода карантина становится все более удручающей. Экономика в кризисе, последствия которого большинство из нас ощутит в своих карманах. Многие погрузятся в траур, скорбя по тысячам ушедших в мир иной. Даже когда мы наконец сможем возобновить прежнюю жизнь, нам в той или иной мере все равно придется поддерживать физическое дистанцирование, тем более что вирусологи предрекают возвращение вируса. Так что будущее окрашено в серо-черные цвета, и лишь изредка в него пробивается луч света.

Коронавирус и режим карантина: от медицинских проблем к психологическим

Поначалу на сцене доминировали политики и вирусологи, чьи предсказания воспринимались почти безоговорочно, без возражений. Постепенно стали слышаться голоса представителей других отраслей медицины, которые предупреждали о серьезных последствиях полного сосредоточения сил и средств на борьбе с COVID-19 для людей с другими заболеваниями. Согласно некоторым данным, в медицинском центре Эразма в Роттердаме до двух третей пациентов с ишемической болезнью сердца не смогли обратиться к своему врачу — либо потому, что их врачи были всецело заняты COVID-19, либо потому, что во время посещения больницы пациенты боялись заразиться. Откладывались важные хирургические операции, и до сих пор нет никакой статистики о том, сколько вторичных смертей обусловлено коронавирусом. Некоторые ученые полагают, что уровень вторичной смертности (в результате неполучения надлежащего лечения) может быть столь же высоким или даже выше уровня смертности от самого COVID-19.

Постепенно все больше внимания уделяется и психологической стороне корона-кризиса, но, к сожалению, по-прежнему далеко не достаточное. Даже в лучшие времена сфера охраны психического здоровья была «сиротой» в системе здравоохранения, так что нынешняя ситуация в период карантина 2020 года мало чем отличается от обычной. Мы склонны замечать проблемы, лежащие на поверхности. Как уберечь детей от скуки или как справиться с колоссальным ростом насилия в семье? Все это крайне важные вопросы, поймите меня правильно, однако, на мой взгляд, мы зачастую игнорируем истоки этих проблем.

Насилие в семье не возникает само по себе, это симптом более сложного явления, симптом кроющейся за ним болезни. Когда после российско-грузинской войны 2008 года перемещенное грузинское население было размещено в деревнях для беженцев с бесконечными рядами абсолютно одинаковых домов, уровень бытового и сексуального насилия среди них резко возрос. То были симптомы психического паралича, полного отсутствия веры в мало-мальски жизнеспособное будущее и горя по потерянной жизни на родине предков.

Профессионалы — о последствиях режима карантина

В прошлом месяце самый известный британский медицинский журнал Lancet опубликовал исследование о психологическом воздействии режима карантина, обзор более ранних публикаций на эту тему. В статье был приведен ряд важных рекомендаций в отношении того, как бороться с подобными ситуациями, актуальных и на сегодняшний день. Некоторые из них, даже самоочевидные, в настоящий момент отнюдь не всегда реализуются на практике.

Авторы, в частности, отмечают, что политикам следует подчеркивать альтруистический характер самоизоляции в период карантина, предоставлять населению максимум информации и обеспечивать его необходимыми предметами общего и медицинского назначения. Последнее является одним из самых удручающих аспектов нынешнего кризиса, когда даже медицинский персонал, которому приходится иметь дело с инфицированными людьми, нередко испытывает недостаток средств индивидуальной защиты. Процент медицинских работников среди инфицированных недопустимо высок. Вместо того чтобы обеспечивать их средствами защиты, власти в некоторых случаях предпочитают давать подробные инструкции, считая, что тем самым они выполняют свой долг и не могут быть привлечены к ответственности в будущем.

Интересный аспект, отмечаемый авторами статьи, касается того, что неблагоприятные последствия ограничения свободы вызваны прежде всего навязанным характером этого ограничения. Добровольный карантин, по мнению авторов, сопряжен с меньшими страданиями и менее серьезными долгосрочными последствиями, поэтому люди, и прежде имевшие узкий круг общения, тоже сильно страдают от режима карантина, ведь теперь они сидят дома не по собственному желанию, а по указанию властей.

Однако одна из самых важных рекомендаций, на мой взгляд, заключается в том, что «период карантина должен быть коротким и его продолжительность следует менять только в экстремальных обстоятельствах». Я понимаю, что нынешние обстоятельства являются экстремальными, но меня крайне беспокоит повторяющееся продление карантина. Неудивительно, что шутки и веселье в социальных сетях почти иссякли.

В большинстве стран карантин был объявлен на две-три недели, после чего продлен еще на две. Теперь мы видим, что такие страны, как Франция, уже ввели второе продление, еще более продолжительное, чем предыдущее (четыре недели), а граждане стран, где период карантина растянули до конца апреля, уже мысленно готовятся к новому продлению. Для многих такая перспектива приравнивается к катастрофе. Бессмысленность планирования и невозможность действовать вызывает такой психологический дистресс, что люди попросту опускают руки.

Советские диссиденты и современный режим карантина

В советское время диссиденты, ожидавшие ареста, предпочитали быть отправленными в лагерь или тюрьму, а не в психиатрическую больницу. И вовсе не потому, что их, мягко говоря, пугала перспектива «лечения» нейролептиками. Главная причина заключалась в том, что тюремный приговор выносился на определенный срок: осужденные знали, что им предстоит отсидеть в тюрьме или лагере пять, пусть семь лет. В случае же принудительной госпитализации такая определенность отсутствовала: срок заключения в психиатрическом учреждении мог быть неограниченным, и его продолжительность целиком зависела от решений самого учреждения или, скорее, от КГБ. Для многих то был самый страшный аспект заключения.

Сейчас все мы похожи на тех советских политзаключенных в психиатрической больнице: мы не знаем, когда нас освободят, и всякая надежда на свет в конце туннеля разрушается непрерывным потоком удручающей информации вкупе с бесконечными ограничительными мерами. Всех нас ждет коллективная травма неизмеримых масштабов, которая снова окажется не по зубам неадекватно финансируемой, страдающей от нехватки персонала и обделенной вниманием системе охраны психического здоровья. На подходе следующая пандемия.