Искусство, политика, неофашизм и русская паутина

Один из моих любимых фильмов «Мнения сторон» (Taking sides), который я показываю во время своих лекций в университете, повествует о жизни одного из самых выдающихся дирижеров довоенной Германии Вильгельма Фуртвенглера. В период нацистской власти он старался держаться подальше от политики, помогая еврейским оркестрантам скрываться, но в то же время шел на компромиссы с нацистами, пусть и незначительные, но оказавшиеся достаточными для того, чтобы привести его под суд по денацификации. Он был оправдан, но его карьера была разрушена, и он умер озлобленным человеком.

Среди факторов, заставивших его заключать компромиссы с властью, возможно, в большей степени, чем он сам того хотел, было существование конкурента, молодого Герберта фон Караяна, которого он не выносил и даже отказывался произносить его имя, называя «маленьким К.». Нацисты знали, как использовать эту его неприязнь. Печально то, что Караян как раз таки был полноценным нацистом, которому не нужно было идти ни на какие компромиссы, однако после войны он вышел сухим из воды и сделал успешную карьеру. Даже моя мать его обожала, несмотря на то, что двое ее братьев оказались в нацистских лагерях и только одному из них удалось выжить. Она, вероятно, не знала о прошлом Караяна; помню, как все мое детство она слушала его концерты, гладя отцовские рубашки.

Недавно я побывал на концерте Роджера Уотерса «Мы и они» в литовском городе Каунасе. «Мы» — это, наверное, мы, обычные люди, а «они» — это те нечистоплотные правители, которые наживаются за наш счет и под прикрытием «демократии» и «национальных интересов» набивают себе карманы. Шоу было фантастическим, лучшим из когда-либо мною виденных (впрочем, признаю, что материал для сравнения у меня довольно ограниченный), с ярко выраженным политическим подтекстом. Главной темой его концерта было «сопротивление», и в антракте он показал на экране, чему мы должны сопротивляться. Антисемитизму, к примеру, — согласен целиком и полностью. Нетаньяху — тоже согласен, поскольку считаю, что он представляет собой угрозу для израильского демократического общества, и мне очень не нравится постоянно растущее влияние постсоветских израильских граждан, не имеющих демократического опыта и придерживающихся советского черно-белого мышления, что, мол, все палестинцы должны быть уничтожены, а Западный берег целиком отдан под контроль Израиля. Сопротивление неофашизму — да, согласен, большинство из перечисленных в его списке лиц опасны для демократического и либерального общества (жаль, что в этом списке не значился Вилдерс, «голландский Моцарт», исключительно коварная личность). Интересно, что в списке неофашистов был упомянут Путин, правда, почему-то со знаком вопроса. Почему? Ведь он является одним из главных зачинщиков правого экстремизма в Европе, а его правительство — самым что ни на есть неофашистским. Мне сразу не понравились замечания Уолтерса о том, что мы не должны противостоять «русским» (особенно когда это говорится в стране, которая была оккупирована в течение пятидесяти лет), а также его постоянно сжатый кулак (чисто коммунистический символ, который не слишком ценится в Литве, как вы понимаете). Мне было ясно, что он не очень хорошо подготовился и не до конца разобрался, в какой стране выступает. Наивный и политически необразованный — таково было мое первое впечатление от Роджера Уотерса.

Другими словами, я ушел с концерта немного растерянным, подумал, что Роджеру Уотерсу требуется некоторое «просвещение», но в целом мне понравилось, что у него есть собственное мнение, которое он не стесняется выражать. Люди должны открыто высказываться, а не притворяться и не прятаться за чужими спинами. Он так и поступил — громко и ясно высказал свое мнение.

Однако мои посты в Facebook (какое это все-таки чудовищное средство общения) вызвали волну протестов. Некоторые называли Роджера Уотерса «стариком, потерявшим голос», что не только фактически неверно, но и довольно высокомерно — с каких это пор возраст является критерием? Арете Франклин было 76 (на год старше Уотерса), когда она умерла, но я никогда не слышал, чтобы этот аргумент использовался против нее. Некоторые комментарии пролили больше света на политические убеждения Уотерса. «Крым принадлежит России, Россия имеет на него полное право», — высказался Уотерс в интервью литовскому каналу «15 минут». Дело Скрипалей возмутительно и имеет антироссийскую направленность,и, разумеется, режим Путина тут ни при чем, это все провокация — объяснил он в интервью газете «Известия» (которой я никогда бы не дал интервью, пока Путин у власти). Ивсетакоепрочее.

Мне стало ясно, что Роджер Уотерс — типичный попутчик, рассматривающий Запад в качестве источника зла и отказывающийся принять ужасную правду о том, что Россией управляет преступная группировка, что в этой стране преступность и власть стали синонимами и что большинство проблем в Западной Европе если не создано, то, по крайней мере, спровоцировано российскими спецслужбами. Кроме того, он попал в ловушку утверждения, что «выступать против режима Путина значит быть против русских», нельзя же думать, что все русские плохие, правда? Верно, у меня очень много друзей из России, которых я люблю всем сердцем и считаю их прекрасными и умными людьми. И так же, как я, они ненавидят тот факт, что их страна снова вступила на путь несвободы и что их стране по-прежнему не удается принять более демократическую форму правления. Они не олицетворяют режим Путина и его коррумпированный клан.

Парадокс заключается в том, что Уолтерс, выступая против русофобии (убеждение, которое я до некоторой степени разделяю: есть много замечательных россиян, однако, как и при большинстве диктаторских режимов, они безмолвствуют и даже, когда надо, кричат «ура», чтобы спасти свою шкуру), не учитывает тот факт, что режим Нетаньяху, который он так презирает, частично опирается именно на такой тип людей, выходцев из бывших советских республик. После Майдана я несколько раз ездил в Израиль и путешествовал там с украинским флагом. Вы не представляете, какую реакцию это вызывало. Большинство израильтян, приехавших из России, считают Украину страной фашистов и являются решительными сторонниками Путина — настоящего фашиста.

Я извлек для себя определенные уроки. Я сходил на отличный концерт, на который, наверное, не пошел бы, если бы был в курсе всех этих фактов. Проблема заключается в том, насколько музыка связана с политикой и насколько мы можем воспринимать музыку (и музыкантов) в отрыве от политики. Вильгельм Фуртвенглер считал, что музыка и политика могут существовать раздельно, и, вынужденный идти на компромиссы с властью, он играл, например, вечером перед съездом нацисткой партии в Нюрнберге, а не в день самого съезда. Валерий Гергиев утверждает, что он просто музыкант, однако он также является убежденным сторонником Путина и выступает за оккупацию Южной Осетии. Я знаю это и никогда не пойду на его концерт, хотя бы из уважения к тем, кто пострадал во время российско-грузинской войны 2008 года. «Идти или не идти» — это тонкий и сложный вопрос, содержащий все трудности, с которыми сталкивается мыслящий и сознательный гражданин.

Помню, как я проводил кампанию за свободу советских политических заключенных: правозащитников, горстки психиатров, выступавших против карательной психиатрии, националистов разной этнической принадлежности, баптистов, еврейских отказников и не вписывающихся в общие каноны художников, которые оказались за решеткой, потому что властям не нравились их работы. Впрочем, после распада СССР и их освобождения выяснилось, что многие из них вовсе не столь демократичны, как мне представлялось, что религиозные взгляды некоторых из них не совпадают с моими и что определенные националисты проповедуют антисемитские идеи. Сожалел ли я о своей работе? Нет, потому что считал, что каждый имеет право высказать свое мнение и не оказаться за это в тюрьме. В некоторых случаях я все-таки задавался вопросом, почему потратил столько времени на тех или иных людей.

Уотерс имеет право на собственное мнение. И тот факт, что он открыто его высказывает, не задумываясь, навредит ли оно его бизнесу или нет, вызывает мое уважение. Человек, отстаивающий свои убеждения, заслуживает восхищения. Однако, как уже было сказано, для меня он попадает в длинный список попутчиков, которых привлекает необъяснимая Россия, позиционирующая себя в качестве жертвы вражеского окружения, но в то же время сама подчиняющая себе другие народы. Как сказал однажды лидер коммунистической партии Геннадий Зюганов, не понимая парадоксальности своего замечания, «наш народ миролюбив и незлобив. Восемьсот лет провел в походах и боях». Раньше столь странное позиционирование поддерживали левые, такие, как корреспондент «Нью-Йорк таймс» Уолтер Дюранти и британский писатель Бернард Шоу, а теперь им на смену пришли многие правые политики, такие, как Герт Вилдерс, Марин Ле Пен, а также министр иностранных дел Австрии Карин Кнайсль. Все они попались в «русскую паутину» и вторят голосу ее хозяина.

И это я еще как-то могу понять, каким бы ужасным это ни казалось. Россия — это страна, которую можно любить и ненавидеть одновременно. Ты любишь своих русских друзей всей душой, но иногда хочется их придушить. Страна может притягивать тебя и отталкивать, но она всегда с тобой — такова судьба советолога или россиеведа. Тем не менее, совершенно ясно одно: Путин — диктатор, объединивший криминал с властью КГБ, и страдает от этого в первую очередь его собственный народ, а также страны, вынужденные жить бок о бок с Россией. Но Роджер Уотерс, увы, этого не понимает.