Утраченные надежды и упорство — через пять лет после Майдана

Спустя пять лет после Майдана мы провели презентацию книги, основанной на устных историях, интервью с людьми, которые отстаивали на Майдане свободную, демократическую и некоррумпированную Украину. Презентация состоялась в Доме профсоюзов на Майдане. В последние дни протестов в этом историческом месте полыхал пожар, а недавно здесь обосновался информационно-выставочный центр Музея Майдана.

Из больших панорамных окон здания открывается вид на повседневную жизнь киевлян: мимо проносятся потоки машин, толпы людей возвращаются домой с работы или направляются в бары и рестораны. Складывается впечатление, что никакой войны на востоке страны нет и что большинство горожан, скорее всего, не задумывается о том, что там продолжаются военные действия, в которых по-прежнему гибнут украинские солдаты.

На презентации собралось довольно много народу, в том числе и многие майдановцы. Светлые лица честных и свободолюбивых людей, рисковавших жизнями во имя идеала; некоторые из них продолжают делать это на восточном фронте.

Один молодой человек выразил свое разочарование происходящим за стенами здания, в обществе, закрывающем на войну глаза. В конце прошлого года он приехал с фронта, но в скором времени снова собирается туда вернуться:в обычной жизни места ему нет, с горечью признается он.

В остальном вечер наполнен радостью, воспоминаниями о том времени, когда все виделось возможным, когда страна проявила мощь и решимость и, казалось, была наконец готова освободиться от удушающих ее коррупционных сетей.

Майдан действительно был уникальным явлением, наверное, самым впечатляющим и волнующим политическим событием в моей жизни. Я видел, как молодые люди, избавившись от парализующего советского страха, брали собственное будущее в свои руки, проявляя при этом неимоверную силу воли и солидарность. Люди из всех слоев общества, со всех концов страны, говорившие на украинском и русском. Тогда это было неважно: все были равны, все они были украинцами, боровшимися за общее дело.

Томос для Порошенко

Однако последние пять лет меня не покидает чувство горького разочарования. Коррупция с участием правящего класса процветает почти так же буйно, как и до событий на Майдане. Президент умеет говорить высокие слова, однако его обещания дистанцироваться от своего шоколадного бизнеса рассеялись как дым, и его кондитерские можно найти на каждой улице, часто в самых престижных местах.

Мы критикуем Трампа за его неспособность отделить политику от бизнеса, но в Украине происходит абсолютно то же самое. Кроме того, отсоединение украинской православной церкви от русской откровенно используется президентом в политических целях. На многочисленных рекламных щитах президент изображен с томосом об автокефалии (грамотой о независимости), провозглашая: «Томос для Украины», но, по сути, подразумевая: «Томос для Порошенко».

Столько усилий на отделение церкви и государства? Чем тогда Украина отличается от России, осмелюсь я спросить, где государство и церковь управляются (бывшими?) офицерами КГБ?

Языковой вопрос принципиально противоречит духу Майдана

Не меньшее разочарование вызывает у меня и позиция некоторых реформаторов, по большей части выходцев из украинской диаспоры в Северной Америке. Они не только полагают, что можно попросту скопировать американскую модель (для начала так же безуспешно опробовав грузинскую модель Саакашвили), но и забывают, что половина населения страны говорит по-русски и что, собственно, большинство солдат, воюющих на фронте против российских захватчиков, являются русскоязычными.

Это нелепое приравнивание русского языка к российскому агрессору приводит к абсурдным ситуациям, когда, например, сайт Министерства здравоохранения Украины доступен только на украинском и английском языках, а не на русском. Это унижает значительную часть украинского населения и, кстати, принципиально противоречит духу Майдана. С каких пор английский является официальным языком Украины?

Постсоветские реалии

Нравится вам это или нет, но Украина — постсоветская республика с определенными реалиями, с которыми приходится считаться. Советская система была в корне деструктивной, и, чтобы устранить разрушительные последствия на всех уровнях и в сознании людей, потребуется несколько поколений. Длительность этого процесса исцеления не может быть сокращена искусственными или радикальными средствами — на срастание костей после перелома тоже требуется много времени.

Украина должна постепенно найти свой собственный путь, однако верховенство закона и обеспечение его соблюдения является одним из непременных предварительных условий для создания любого демократического государства. Верховенство закона, распространяющееся на всех, в том числе и на реформаторов, готовых сделать для себя исключение.

Торможение реформ

Я потратил тридцать лет на то, чтобы помочь реформировать систему охраны психического здоровья в Украине. Тридцать лет, которым сопутствовали успехи и неудачи, завышенные и разрушенные надежды, обретенные и потерянные друзья. За эти тридцать лет многое изменилось: медленно, шаг за шагом, советская психиатрия начала сменяться современной службой охраны психического здоровья, ставящей во главу угла клиента и ориентирующейся на его способности, а не на инвалидность. В некоторых регионах прогресс был более ощутимым, как, например, — вы будете удивлены — в Донецкой области.

Однако когда началась война с Россией, многие значительные достижения были утрачены. За последние же два года мы стали свидетелями неожиданного и весьма печального поворота к худшему, связанного с тем, что министерство нарушает один из самых фундаментальных принципов любого процесса реформ, а именно — принцип включения. Я говорю не только об «инклюзии» в западном понимании этого слова, когда в процесс реформ вовлекаются клиенты и их родственники, — явление, напрочь отсутствующее в Украине на данный момент. Я также имею в виду включение психиатров, которые играют первостепенную роль в психиатрии и без которых невозможна никакая реформа.

В течение последних двух лет они систематически игнорировались, считались коррумпированными и архаичными элементами системы и рассматривались как препятствие на пути реформ. Результатом такого подхода стал хаос, на устранение которого уйдут годы, а также испорченные отношения и подорванное доверие, восстановить которое будет еще сложнее.

Поэтому я с грустью вспоминаю Майдан, связанные с ним надежды, которые мы потеряли, и возможности, которые мы упустили. Впрочем, эта грусть соседствует с решимостью. На протяжении многих лет я видел, как приходили и уходили министры, большинство из которых не интересовались психическим здоровьем, что часто было даже к лучшему. Реформы продолжались медленно и бесшумно, и постепенно худшие аспекты советской психиатрии исчезли.

Я надеюсь, что мы сможем вернуться к ситуации, когда не будут ставиться радикальные и невыполнимые требования и разрабатываться заведомо неосуществимые планы; когда не будут пренебрегать теми, кто выполняет свою тяжелую работу в неблагоприятных условиях, за смехотворно низкую зарплату, теми, кто заслуживает нашего безмерного восхищения за то, что они не сдаются и не пускают все на самотек, пытаясь привнести хоть толику гуманизма в жизнь своих пациентов. Вот почему я восторгаюсь именно этими людьми, а не теми, кто бросает на ветер пустые слова.