Жизнь в безответных письмах

Время собирать камни. Которые сам же всю жизнь разбрасывал. Стране 27 лет, а мне вскоре 73. Как-то так получилось, что многое сохранилось. Многие тексты, в их числе письма. Часть из них опубликована, многие — большинство — находятся в университетском архиве в Бремене. Там, в стабильной Германии, им лежать надежнее.

Первый мой опыт в эпистолярном жанре — телеграмма советскому писателю, мифотворцу Натану Рыбаку. В день его юбилея я отправил ему на дом такой текст, помню его и сегодня: «Поздравляю с днем рождения, желаю дальнейших успехов ловли рыбы в мутной водичке». Да, дразнился. Понимая, что рукописный текст, хранившийся в почтовом отделении, доступен всяческим органам для определения личности шутника.

Далее, в 1970 году на очередных выборах от постоянного чувства тошноты зашел в кабинку на участке, где учинил на избирательном бюллетене следующий текст: «Не согласен с системой выборов в СССР». Очень уж меня тошнило. Понимал: будет проведена почерковедческая экспертиза и т. д. и т. п.

А потом была зона. Не раз и не десять писал через спецчасть, то есть легально, протестные письма Брежневу. С объявлением очередной голодовки протеста и без оной. О произволе лагерной администрации, о продолжающейся в стране атмосфере красного террора, об отказе от советского гражданства и т. п. Не я один такое писал. Хотя и были мы уверены: дальше местного отдела КГБ наши протесты не пойдут. Потому наши письма переписывали на ксивы и передавали на волю. Так они и сохранились, в Самиздате и Тамиздате.

Изредка протестные письма я направлял главе КГБ Андропову. В основном — о противоправной деятельности его организации. Позднее, в ссылке — о желании уехать из СССР. Об этом мечтали все мы, советские политические узники. Ответов, разумеется, не было.

Вернувшись в Киев спустя десять лет, долго добивался прописки, а затем — работы. Любой работы. В конце концов нашел место слесаря на небольшом заводе на Подоле. Позднее написал письмо Андропову, тогда — руководителю государства. Требовал одного — выпустить из СССР. Куда угодно. Ответа не было. Но вызвали в Министерство здравоохранения Украины и трудоустроили врачом. Педиатром. В психиатрической системе для меня места не было.

Потом, в неожиданный и тревожный период гласности и перестройки направил письмо Горбачеву. С единственной просьбой — не позволить перепуганным чекистам уничтожить рукописи великого европейского поэта Васыля Стуса, изъятые у него во время обысков в лагере. И он, Горбачев, не ответил.

Первому президенту Украины не писал. Дважды направлял письма Кучме, просил обратить внимание на необходимость реформирования системы здравоохранения страны. И, в частности, психиатрической службы. Ответов не было. С аналогичным письмом обратился к Горбулину, тогда — секретарю СНБО. Поскольку архаичная, высокозатратная система здравоохранения угрожала безопасности нашей страны. И здесь ответа не было.

Ющенко не писал. Сначала говорил по телефону, он позвонил мне во второй или третий день своего президенства. Затем я через Александра Зинченко передал очень серьезный документ — результат трехлетнего социолого-психиатрического исследования населения Украины, выполненного нами, Ассоциацией психиатров Украины, Киевским международным институтом социологии и Университетом Стони-Брук в штате Нью-Йорк. Результаты этого исследования заинтересовали многочисленные научные журналы Европы и Северной Америки. Но — не окружение Ющенко. Сейчас вижу: отнесись они тогда с вниманием к этому документу, могли бы предотвратить горькие события с гибнущими ежедневно нашими солдатами… Тогда же я показал этот документ экс-министру социальной политики Папиеву, который, бегло прочитав текст, воскликнул: «Да это же прямое руководство к действию!». Увы, не случилось.

Януковичу не писал. Поскольку имел возможность общаться с ним непосредственно как член его Общественного совета. Друзья и близкие умоляли меня не идти в этот совет. Но я хотел использовать свое присутствие там для лоббирования реформы нашей системы здравоохранения. Дважды или трижды открыто дискутировал с Януковичем. Потом понял: все бессмысленно. И перестал посещать совещания совета.

Трижды или четырежды обращался с открытыми письмами к ныне здравствующему Порошенко. Тема та же — здравоохранение. И сегодня на улицах Киева меня останавливают незнакомые люди, спрашивают: он вам ответил?

И вот последнее, от отчаяния, что ли. Открытое письмо директору Центрального разведывательного управления США Джине Хаспел. Понимаю, и она не ответит.

Не просил ни у кого из своих адресатов ни денег, ни должности. Вот такая у меня эпистолярная биография. От Брежнева с Андроповым до директора ЦРУ. И все об одном — об украинском здравоохранении. Кто-то из тайно мне сочувствующих сказал: «По-прежнему донкихотствует, как в молодости».

Странная, горькая судьба: в молодости получить десятилетний срок наказания за желание удалить скверну из советской психиатрии, а в старости бороться с сумасбродной гражданкой США в кресле министра. Упрямо разрушающей то, что за годы независимости нам вместе с западными партнерами удалось модернизировать.