Пандемия коронавируса и карантин — ненормальная нормальность

Невозможно делать вид, что жизнь не изменилась. Пандемия коронавируса затронула всех нас. Ослаблена экономика, практически полностью остановлено авиасообщение. Курорты, которые к настоящему моменту уже должны были наполниться туристами, стоят пустыми, а природа порой весьма неожиданным и забавным образом временно отвоевывает себе городские районы. В то же время спад в экономике оставил миллионы людей без работы, и не за горами экономическая депрессия.

Хуже всего, что авторитарные лидеры воспользовались пандемией коронавируса, дабы пошатнуть демократические устои, и даже в демократических странах были введены беспрецедентные меры контроля, иной раз без соблюдения надлежащего демократического процесса принятия решений. Сложившаяся ситуация представляется довольно пугающей, гораздо страшнее, чем в некоторых научно-фантастических фильмах, пытавшихся изобразить возможные последствия пандемии.

Пандемия коронавируса и карантин — личный опыт

Моя жизнь тоже кардинально изменилась. Во-первых, я уже почти два месяца прикован к одному месту, чего со мной не случалось более двадцати лет. Обычно к маю я не менее пятидесяти раз перелетаю из города в город, из страны в страну, однако в этом году я летал всего двадцать раз, и то преимущественно в период до пандемии коронавируса. Я уже знаю, что никуда не полечу по крайней мере до сентября, чего год назад не мог предположить даже в самых смелых помыслах.

Я провожу свои дни за компьютером, участвуя в одной видеоконференции за другой, а в перерывах пытаюсь выполнить согласованную на конференциях работу. День неизменно заканчивается чувством усталости, потому что встречи онлайн почему-то кажутся более интенсивными и утомительными, чем встречи с живыми людьми. Раз в день я выхожу за покупками, при этом всякий раз у меня возникает ощущение, будто я нарушаю закон и делаю что-то недозволенное. Когда я захожу в магазин, то чувствую себя прокаженным — люди обходят меня стороной или быстро перебегают к другому прилавку. По возвращении домой я испытываю странное чувство облегчения — я снова в безопасности, мне снова (хочется надеяться) удалось не заразиться.

Мое настроение скачет от глубокой депрессии до странных маниакальных всплесков радости, когда мне удается успешно завершить переговоры или умудриться опубликовать статью. Я радуюсь, когда узнаю из новостей о предпринимаемых шагах по ослаблению карантина и глубоко огорчаюсь, читая об очередном продлении ограничительных мер из-за пандемии коронавируса. Это постоянное продление парализует и делает невозможным любое планирование. А временами меня обуревает ярость, когда я вижу, как в некоторых странах управление граничит с глупостью или когда правительство объявляет меры, лишенные всякой логики и предназначенные только для того, чтобы держать общество под контролем, наподобие назойливому директору школы, пытающемуся преподать урок своим ученикам.

Новая нормальность?

Правительство и средства массовой информации быстро перенимают друг у друга терминологию, пусть и понятную, но порой крайне вредную. Широко применяемый термин «социальное дистанцирование», к примеру, не учитывает того, что значительная часть населения и так живет в социальной изоляции в силу возраста, психических или физических нарушений или принадлежности к другой уязвимой группе общества. Кампания «Вместе на расстоянии», запущенная на прошлой неделе международной организацией FGIP, быстро распространилась по всему миру и вызвала мощный отклик даже в Южной Африке и Индии. На сегодняшний день кампанию поддерживают уже более сорока международных организаций.

Кроме того, в обиход вошел термин «новая нормальность», напоминающий нам о том, что жизнь изменилась и что с этими изменениями придется считаться еще очень долго.

На «новую нормальность» постоянно ссылается премьер-министр Нидерландов, призывающий своих граждан соблюдать правила и не ставить под угрозу успехи, достигнутые в борьбе с пандемией коронавируса COVID-19. В Великобритании этот термин тоже получил широкое распространение и часто используется средствами массовой информации, которые пишут и о «социальном дистанцировании», не удосуживаясь поставить под сомнение качество этих терминов. Один англичанин сказал мне, что мы не должны пытаться изменить терминологию, поскольку она уже глубоко укоренилась в нашем лексиконе. Но разве раньше мы не называли людей с психическими расстройствами «сумасшедшими» или «умственно отсталыми», до того как началась кампания против этих уничижительных терминов и мы стали пользоваться иной лексикой?

Никакая это не «новая нормальность» — это «ненормальность». Когда во время Второй мировой войны Европа страдала под нацистской оккупацией, длившейся четыре года (а в случае некоторых стран даже пять лет), никто не говорил, что это «нормально». Черчилль, известный своей осторожностью в обращениях к британскому народу даже тогда, когда речь шла об одержанной победе, никогда не говорил о «новой нормальности». Потому что ситуация, в которой находилась Европа, не была и не могла быть нормальной. На самом деле, подчеркивая ее ненормальность, он тем самым только укреплял решимость своих граждан продолжать борьбу до победного конца ради возвращения прежнего образа жизни.

Многие политики и комментаторы сравнивают борьбу с пандемией коронавируса COVID-19 с войной. В некотором смысле так оно и есть. Но тогда тем более следует проявлять осторожность в употреблении тех или иных терминов. Для многих в наших обществах словосочетание «социальное дистанцирование» звучит как социальный смертный приговор. Совсем несложно заменить его термином «физическое дистанцирование» с добавлением толики социальной солидарности, дабы помочь всем нам выстоять. И не дай Бог нам согласиться с утверждением, что, дескать, настала «новая нормальность», потому что это не так. Если бы это было так, то мы с таким же успехом могли бы просто отказаться от дальнейшей борьбы.